– Какого встречного иска?

– Я удивлюсь, если он не подаст иск на дальнейшую выплату заработной платы и восстановление на рабочем месте из-за неправомерного увольнения. В его трудовом договоре есть несколько весьма неоднозначных параграфов, с которыми можно сделать практически все, что угодно. – Он высокомерно улыбнулся. – Но, как было уже сказано, может пройти не одно десятилетие. Мы умеем делать это так же хорошо.

Необычайно много ведущих руководителей уволилось в первые дни января 1998 года со своих ответственных, хорошо оплачиваемых должностей в широко разветвленной иерархии «Фонтанелли энтерпрайзис». И только когда один из главных аналитиков попросился на прием к Джону и рассказал ему, что во вторую рождественскую пятницу ему позвонил Маккейн, который пытался убедить его оставить концерн ради нового, лучше оплачиваемого места, Джон понял, что у него есть более опасные противники, чем цейтнот и перенапряжение.

У тех, кто уволился, было уже не узнать мотивов; только один туманно говорил о слабости руководства и обеспечении будущего, не вдаваясь, впрочем, в подробности, что конкретно имеется в виду. Во время некоторых таких разговоров у Джона возникало чувство, что люди действовали не совсем добровольно, а так, словно у Маккейна было что-то против них.

Некоторые увольнения создавали чувствительные пробоины и дополнительную нагрузку. Но постепенно стало выясняться, что существуют более серьезные проблемы, чем люди, верные Маккейну и покидающие концерн: те, кто оставались, чтобы продолжать ставить палки в колеса. Внезапно пустели склады, поскольку кто-то «забыл» вовремя заказать снабжение, вследствие этого останавливались целые промышленные улицы. «Глупые» ошибки возникали в важных объявлениях, выписках и договорах, ошибки, которые влекли за собой потери или неприятные юридические перебранки. «Необъяснимые компьютерные сбои» парализовали целые заводы, спутывали всемирную логистику, наносили вред балансу и реноме. В отделе валютных операций после двух лет триумфа вдруг началась черная полоса и сделки стали настолько неудачными, что Джон был вынужден полностью закрыть его.

В середине января Джон решил позвонить в Хартфорд. Уже сам по себе замогильный голос, которым ответил ему профессор Коллинз, не предвещал ничего хорошего, и Джон почему-то не особенно удивился, когда исследователь будущего на вопрос, как поживает проект, ответил:

– Больше ничего нет. Компьютерный вирус уничтожил все.

Те времена, когда профессор Коллинз еще иногда обращал внимание на свою внешность и одежду, давно прошли. Немногие оставшиеся волосы жили своей жизнью, и то, что на рубашке у него красовались пятна, а пиджак порвался, он, похоже, вообще не замечал. Судя по кругам под глазами, спал он в последнее время немного.