Мой друг оценил шутку, но сказал, что посмеется над ней в другой раз, сейчас у него нет на это времени. А ведь мне часто доводилось видеть, как он буквально умирал от смеха над куда менее остроумными репликами.

Хромой стал излагать свой план. Мы с ним и кое-кто из соседей спустим вниз, на улицу, коробки и сумки, так что этому типу останется только погрузить их в машину и побыстрее уехать, но прежде он услышит от нас все, что мы о нем думаем, чтобы у него пропало желание когда-нибудь снова вернуться туда. И надежнее будет, если он не увидит Агеду. А потом мы отпразднуем нашу победу в ресторане. Выбора у меня не было, поэтому я сказал, что приду. Сказал, чтобы только отвязаться от него. Я провел ужасную ночь, ворочаясь в постели и раздумывая над всей этой историей. Клял себя на чем свет стоит и никак не мог уснуть. Мое самолюбие было уязвлено, и я твердо решил, что, отправляясь к Агеде, по крайней мере не стану наряжаться как на свадьбу.

14.

Без нескольких минут двенадцать я подошел к подъезду и увидел там кучку людей, стоявших с видом заговорщиков. Хромой был разодет в пух и прах, он изображал из себя не то адвоката, не то нотариуса или важного чиновника из министерства. Народ сновал по лестнице, вынося картонные коробки и сумки, и сваливал все это на краю тротуара у зеленой изгороди. Агеда кинулась меня обнимать – это случилось впервые с тех пор, как она вновь появилась в моей жизни, а я, отвечая ей тем же, чтобы не выглядеть совсем уж глупо, подумал: «Что воображает себе эта женщина в заляпанном фартуке, сжимая меня в объятиях, да еще на глазах у посторонних людей?» Но потом увидел, что точно так же она встречает еще кого-то из вновь прибывших, и успокоился.

Черный пес – толстый, хриплый, невоспитанный – лает на нас с Пепой с явной целью помешать нам войти в квартиру. Хозяйка велит псу замолчать, обращаясь к нему по имени, и получается, будто она велит замолчать мне. Этот хам тут же прекращает лаять и, став вдруг даже ласковым, принимается нас обнюхивать – Пепу под хвостом, а мне низ брюк. Когда я попал в квартиру, там оставалось всего несколько коробок у стены в прихожей. Я отнес вниз коробку с детскими носками и бельем – вот и все, что я сделал, прежде чем пополнить ряды тех, кто собрался у подъезда, чтобы вроде бы припугнуть мучителя Белен.

И тут случило то, чего никто из присутствующих не ожидал, сколь бы богатой фантазией ни наградила его природа. Рядом с коробками притормозили сперва черный катафалк, а потом мотоцикл. Так как проезжая часть имеет здесь одностороннее движение и становится совсем узкой из-за припаркованных с двух сторон машин, мотоциклист опустил ногу на асфальт, чтобы, как мне показалось, попросить группу, перекрывшую дорогу, дать ему проехать. Из похоронного фургона вышли двое мужчин средних лет, вполне солидного вида, одетых под стать катафалку в черное, – в любом случае в них не было ничего бандитского, каким мое воображение рисовало свирепого мужа Белен.