– А если она не явится? Если она больше не желает иметь с нами дела?
Я не поверил своим ушам:
– С чего ты это взял?
8.
Недалеко от нашего подъезда стояла скамейка. И у скамейки были какие-то свои особенности. Между прочим, я так часто переношу на бумагу собственные воспоминания, что уже чувствую себя немного писателем. Так вот, сегодня вечером я собирался рассказать (под влиянием коньяка, которым потихоньку накачиваюсь), что в тот раз мог идти домой либо по улице, где стояла скамейка, либо по другой. Выбери я другую, та женщина не имела бы шанса прицепиться ко мне. Сейчас я склоняюсь к мысли, что в предыдущие дни она поджидала меня на улице, по которой я почти перестал ходить.
Наверное, я шел, думая о чем-то своем. Плохое поведение учеников, придирки директрисы и моя непобедимая лень делали для меня преподавание сущей мукой. Я постоянно мечтал во сне и наяву, чтобы школу разрушило землетрясение или чтобы вспыхнула эпидемия и уроки отменили на несколько месяцев. Иногда по утрам я боялся идти на работу: боялся, как бы ученики не испортили мне на весь день настроение, как бы какой-нибудь нервный папаша не устроил скандал, боялся потерять работу, которая, по сути, делала меня несчастным. Почему я за нее так держался? Из-за жалованья и каникул – вот, пожалуй, и все.
Я шел, не обращая внимания ни на кого и ни на что. И вдруг услышал голос, произнесший сзади мое имя, обернулся и увидел на скамейке Ольгу. Она смотрела в мою сторону с улыбкой, в которой читался скорее вызов, чем приязнь. Первые же ее слова это подтвердили. Ольга явилась сюда отнюдь не с мирными целями.
Она была чуть выше меня, стройная, со спортивной фигурой. Как я знал, в молодости она всерьез занималась плаванием. Ольга спросила, могу ли я уделить ей минуту. Глаза у нее немного покраснели, как при конъюнктивите. Из носа текло. Время от времени она не слишком изящно вытирала его тыльной стороной ладони, хотя этот жест можно было понять и как выражение презрения к моей персоне. Я, притворившись наивным дурачком, спросил, не простудилась ли она. Есть немного, злобно буркнула Ольга. Вот ведь и Амалия тоже, которой в ее благополучную пору вполне хватало вина в качестве стимулирующего средства, связавшись с этой дылдой, перешла на кокаин, хотя не знаю, как крепко она на него подсела.
Теперь Ольга, обладательница прелестных губок, желала узнать, на самом ли деле я наложил запрет на ее визиты в мой дом, хотя он был еще и домом «вашей супруги». Любуясь хорошо сохранившейся кожей ее лица, я произнес примерно следующее: