Я пообещал, что в своей новой квартире поставлю для него кровать.
– А видеоприставка там будет?
– Само собой.
А что там будет еще, придумаем со временем. Мы много чем будем заниматься вместе и станем товарищами, а не просто отцом и сыном. Последние слова я произношу с трудом, так как в горле у меня стоит ком. Он спросил:
– Мама плохая?
Я поколебался пару секунд, борясь со злым соблазном, но все-таки сдержался, глядя на простодушное лицо Никиты. Я не стал еще больше травить ему душу и сказал, что нет… Откуда такие глупые мысли? Просто мы с его мамой перестали понимать и любить друг друга, поэтому будет лучше для всех нас, в том числе и для него, если мы поселимся врозь. Но по-прежнему будем одной семьей. Зато избежим лишних ссор.
Конечно, я мог бы воспользоваться ситуацией и представить Амалию в невыгодном для нее свете. Именно так в течение уже нескольких месяцев поступала она, стараясь настроить сына против меня. Поначалу такой прием срабатывал, но лишь до определенного срока, пока Никита в слепоте своей видел в этом шанс избавиться от одной из двух давящих на него сил – в данном случае от отца. Но как только он понял, что я ни в коей мере не препятствовал его планам и даже готов был расщедриться и оплатить некоторые его прихоти, интриги Амелии сразу перестали действовать и даже обернулись во вред ей же самой – очень скоро сын потерял к ней последнее уважение.
После моего вынужденного ухода из дома я решил по-новому строить отношения с Никитой. Как по-новому? Очень просто: приложить максимум сил, чтобы создать общее пространство, свободное от конфликтов, и ждать – другого варианта не существовало, – ждать с христианским терпением, что в один прекрасный день парень своим умом дойдет до того, что его отец – вполне нормальный человек, а не отвратительное чудовище, как неустанно внушала ему мать.
4.
Я не большой специалист по собакам, хотя, надо полагать, чему-то все-таки научился, столько лет заботясь о Пепе. И предсказателем себя тоже не считаю, но им и не надо быть, чтобы понять: черному псу жить осталось не больше трех новостных телепрограмм. Сегодня в баре Альфонсо мне вдруг показалось, что он помирает. Тайком от моих приятелей, занятых обсуждением политических новостей, я несколько раз пнул его под столом носком ботинка. Он лежал там как набитый камнями мешок. Никакой реакции. И это при том, что некоторые мои тычки были довольно сильными.
Он лежал с закрытыми глазами, вывесив язык, похожий на мятый и мокрый галстук, дышал натужно и практически не шевелился. Судя по всему, пес медленно умирал. Медленно, потому что он все делал медленно, а сейчас у него не хватало сил даже на то, чтобы умереть. Пепа в свои четырнадцать лет тоже превратилась в старушку, и тем не менее, кинь ей очищенную креветку или кусочек сыра, она поймает их на лету. Толстому псу в тот день куски сыра падали на голову и отлетали в сторону, а он с трудом их находил – то ли нюх уже отказал, то ли не было желания.