— Ах ты, хорошая моя… Отдам, да будет тебе. Вспомнила, значит. А кто тебя по голове ударил тоже вспомнила?

— Нет, ба, я только из детства кое‑что помню.

— Ну и ладно. Пока и этого достаточно. Дай я тебя поцелую.

Наталья Мироновна направилась к дочери, надо же ей сообщить радостную весть, но у закрытой двери задержалась. Зачем их будить? Можно и до утра погодить. Она явно длила удовольствие, гордясь, что подробности именно ее заводской жизни вернули внучку на путь сознания.

А Даша перевела дух и неожиданно для себя перекрестилась. Ну вот, главное дело она сделала, телеграмма отцу отправлена. И ничего лишнего. Жива, здорова. Хорошо было бы еще попросить отца сообщить адрес. Но куда он будет его сообщать? Как, куда? Москва, Главпочтамт, до востребования… Но об этом сейчас поздно думать. Все равно бы у нее на такой длинный текст денег бы хватило. А позвонить в Пригов переулок хватило. И в институт удалось позвонить. Она в академическом отпуске, и все дела!

А какая славная старуха, эта Наталья Мироновна. Как замечательно, что Варе пришло в голову рассказать про ее алюминиевый завод. Вот и влезла она в доверие к Соткиным. Но как противно вести двойную игру. Ладно, дайте срок, и все встанет на свои места.

И первый раз с тех пор, как отец уехал и оставил ее одну в ставшей вдруг чужой и непонятной Москве, у нее появилось чувство покоя и обретенного вдруг дома.

7

7

А потом появился Он. Его приходу предшествовал длинный, рваный разговор в коридоре, который Даша толком не расслышала, но поняла, что дело касается ее и некого гостя, которого она, скорее всего, не захочет видеть. Даша ожидала сообщения от Марины, мол, сегодня придет такой‑то или такая‑то. Все Соткины играли в игру, разговаривая с дочерью так, словно она все помнила. Однако на этот раз ни о каком визите сказано не было, а вечером того же дня, когда Даша вздремнула под бормот телевизора, а потом внезапно и тяжело пробудилась, она увидела склоненное с выражением участия незнакомое мужское лицо. Она вжалась в подушку и, ничего не соображая со сна, испуганно прошептала одними губами:

— Ты кто?

Незнакомец отшатнулся с резвостью марионетки, лицо его смяла секундная судорога, а около резко очерченных губ ясно обозначился короткий, неровный шрам. Услужливая память выудила из прежних разговоров имя и, не раздумывая, стоит ли его обнародовать или лучше повременить, Даша вполне внятно произнесла:

— Антон…

Реакция его была неожиданной. Он разом обмяк, уткнулся головой в Дашин живот, потом ощупью отыскал ее руку и, что называется, покрыл поцелуями.