— С архивариуса, наверное.

Что ни говорите, а в провинции другой воздух, у домов и деревьев отличная от столиц аура. Время и человеческие мускулы работали здесь в другом ритме, поэтому в маленьких городках звучит отголосок того способа существования, который назывался земством. Это тогда были построены вокзал, почта на главной улице, гимназия мужская, в ней и по сей день школа, гимназия женская, каланча кирпичная красная с островерхой кровлей… Но больше всего здесь было купеческих особняков. Вид их не претендовал на красоту и изысканность, главным в раскрое домов были основательность и крепость. И еще лабазы, мучные ряды, крупяные и рыбные лавки… Иногда вдруг инородным телом вклинивался в этот ряд новострой — жилой дом, клуб или контора. Жалкая судьба у этих тридцатилетниех стариков. Его, бедолагу, позавчера комиссия приняла, вчера ключи жильцам вручили, а сегодня уже пошел крошиться бетон и потекла кровля.

Шаг в сторону от главной улицы, потом еще пятьдесят — сто метров, и ты обнаруживаешь, что город прилепился к изгибистой речке, опушенной ивами, ольхой черной и черемухой. В низинках речки образовались запруды с зеленой ряской и ржавыми листьями кувшинок, к берегу жмутся посаженные на цепь лодки. Из‑под деревянного мостка выплыла стая гусей и последовала к противоположному берегу с важностью древнегреческой флотилии.

Заросшая муравой, тихая улочка отличалась от всех прочих тем, что все ее частные строения принадлежали к "домам образцового быта". Об этом свидетельствовали фанерные, любовно обновленные доски на фасадах. Хотя шут их знает, котьминцев, может, у них все дома, как брошками, украшены такими досками.

Архивариус Инна Васильевна оказалась богатырского сложения женщиной с лиловым лицом, высоко взбитыми, в химической завивке волосами, серьгами–кольцами, сильно оттягивающими морщинистые мочки и тяжелым, чугунным взлядом. Она была пьяна, поэтому долго не понимала, что от нее хотят, а когда поняла, стала настойчиво звать к столу. Из раскрытых окон доносился многоголосый хмельной рокот.

— Поминки у нас, — сказала она весело. — У квартирантов дед помер. Земля ему пухом. Хороший был человек. Третий день гуляем.

Все просьбы Эллы она обещала выполнить, приговаривая "завтра, все завтра", даже предложенные доллары не взяла:

— Завтра я свою контору распечатаю, тогда и расплачиваться будем. А сегодня мы ваши зеленые быстро уговорим. У нас же мужики за столом, — в голосе ее звучала явная гордость. — Вы пока к Шуре–санитарке идите. Она старенькая, она не пьет. А лучше к врачице Евгении Федоровне, она здесь рядом живет- в башне.