Светлый фон

Возможно, ошибусь, но думается, что разгадка этой особости – в синтаксисе, и средства Бердникова главным образом синтаксические. Например, почти полное отрицание инверсии при наличии самых неожиданных переносов. Или необыкновенные «нецезурные» стихи, совершенно размывающие синтаксическую грань между поэзией и прозой. Не считать это стихами нельзя, но где же стихотворная графика?

Можно сказать, что иерихонские стены, разделяющие стих и прозу, рухнули от тишайшего бердниковского голоса.

Но вернусь к Баратынскому и Анненскому. Пожалуй, эти имена возникают не случайно. Есть поэты тихие, они всегда как бы в тени, но их необходимое присутствие ощущается весьма отчетливо. Вглядитесь внимательно в силуэт в бердниковском окне: как раз такой поэт сейчас перед нами.

Суд критики

Суд критики

Елисеев Н. Л. Против правил: Литературно-критические статьи. – СПб., СПб ОО «Союз писателей

Санкт-Петербурга» / «Геликон Плюс», 2014

В теперь уже прошлом году вышла книга петербургского критика Никиты Елисеева «Против правил». Елисеев, как видно из вошедших в эту книгу статей, – замечательно живой человек. Он не старается выдержать тон этакого критического олимпийца, судящего с завысокой точки только ему известной истины. Не скрывает эмоций, выражая их настолько непосредственно, будто пишет не эссе, а участвует в дружеской беседе. Он мыслит, и мысль его не задана расхожей гипотезой или принятым мнением, а рождается прямо на глазах читателя. Замечу, кстати, что рождение мысли, как и всякое рождение, – процесс интимный, частный, и чужим людям присутствовать при этом не пристало. Но непредвзятый читатель Елисеева перестает быть чужим человеком, наблюдая, как возникает критическая мысль, как она вырастает на самой естественной для литератора почве – почве культуры. Ко всему прочему Елисеев не тепел, а горяч, и от этого запальчив. И еще он обладает одной редкой и чрезвычайно ценной для критика чертой: он влюблен не в себя, а в тот материал, с которым работает. Елисеев начисто лишен кокетливости и жеманства. И весь комплекс этих качеств сообщает статьям, собранным под одной обложкой, статус книги, которая являет нам автора и в его нескрываемых, но таких человеческих слабостях, и в его живых яркости и силе.

Конспективно изложив тезисы, попробую проиллюстрировать их примерами.

Вот эссе «Я и Томас Манн», ставшее следствием не только многолетних размышлений критика о слабо известной русскому читателю книге немецкого классика «Рассуждения аполитичного», но и полного (!) ее перевода – причем перевода, судя по всему, не рассчитанного на публикацию и вознаграждение. Предпринять в наше время такой труд для одного себя – дорогого стоит. Но еще дороже стоит после полустраничной цитаты из книги Т. Манна, в которой тот хвалит войну за то, что она дала возможность одному раненому немцу прочитать несколько художественных произведений, короткий эмоциональный всплеск: «Обосраться и не жить! – как пишет по сходному поводу Евгений Попов». Не знаю, причем тут Евгений Попов, не знаю, что его подвигло произнести несколько этих вполне общих слов, но не могу не уважать искреннее удивление Елисеева и то, как он одним движением смывает с Манна хрестоматийный глянец. Простительно ли лицемерие во имя культуры? Хороша ли утонченность, выросшая на крови? В общем, стоит ли слеза ребенка того художественного впечатления, которое она производит на писателя? Томас Манн, конечно, писатель великий, но пусть за книгу «Рассуждения аполитичного» с него никогда не смоется поставленное Елисеевым клеймо «инвалида войны, который не был на фронте».