Это трудные строки, но ведь и полет – нелегкое дело.

Автор показывает свою способность к поэтическому танцу во втором разделе – не только тем, что он (раздел – в данном случае это не глагол) и вправду искрится:

Здесь правит бал легкость. Но настоящий Серебренников начинается с цикла «Весь этот блюз». В каждом стихотворении – россыпи находок. Да здравствует пятистопный ямб с перекрестной рифмовкой, если им пишутся такие вещи:

Я думаю, это не только торжество традиции; это торжество поэзии над коснеющим языком эпохи. Прекрасно, что сам Серебренников отчетливо ощущает собственную ограниченность – традицией, временем, языком, отражением в зеркале, мало ли чем еще. Продолжу цитатой (раздел «Частные владения»):

Кажется, что здесь повторяется Ходасевич. Не совсем так: это не повторение, а перекличка зеркал. Зеркало отражает трещину, проходящую через сердце поэта; поэт отражает трещину, пересекающую пейзаж; пейзаж исчезает в этой трещине, и в ней мы постепенно прозреваем какой-то другой, самый важный пейзаж, метапейзаж, если хотите. Это он населен грузными орлами и спящими женщинами, танцующими пчелами и купающимися лошадьми, это он обжит Владимиром Серебренниковым, вставлен в рамку книги.

Множество выпускаемых стихотворных сборников можно было бы объединить под названием «Отсутствующая поэзия». В книге «Отсутствующий пейзаж» поэзия присутствует полной мерой.

Силуэт в окне

Силуэт в окне

Бердников С. Л. Вид из окна. СПб., 2001

Редкое стихотворение Сергея Бердникова обходится без его любимого знака препинания – многоточия. Многоточие в этой книге означает не столько незаконченность, сколько неуверенность в собственной правоте, ненавязчивость, интеллигентский отказ настаивать на чем-то своем, готовность уступить и отступить и лишь в последнюю очередь – некую открытость текста.

Мне кажется, если бы Баратынский не произнес когда-то лукавую фразу:

ее непременно произнес бы Бердников. И тоже слукавил бы. И не потому, что голос его громок; Бердников принципиально тих, его стихи лучше (да только и можно) читать почти шепотом, как читает сам автор, которого трудно представить на стадионе или на площади завораживающим толпу ритмическими выкриками. Сам он рисует себя так:

Наиболее частое настроение поэта – грустная ирония. Резких лирических всплесков почти нет: автор, видимо, стесняется всякого внешнего жеста, предпочитая не показывать чувство, а скрывать его.

Тихая, ненастойчивая интонация Бердникова как-то удивительно самостоятельна, не совпадает ни с чьей. Разве только вспомнится Анненский с его «Прерывистыми строками»?