Коляска проехала через еврейские кварталы, выбежала на шлях и покатила накатанной дорогой на юг к родному селу Ивана, куда он полагал добраться на следующий день.

Коляска плавно покачивалась рессорами на пыльной дороге без выбоин и камней, по обеим сторонам, сменяясь, тянулись леса, поля, озёра и деревеньки, вдоль которых извиваясь, взбегая на холмы и спускаясь вниз тянулась дорога, ведущая Ивана в мир его детства.

Надя вскоре задремала, прислонясь к его плечу, лошадь тянула повозку резвым шагом, который ей определил кучер, чтобы за день, не спеша, пройтись вёрст пятьдесят и остановиться на ночлег в знакомой ему деревеньке. К середине дня тридцать вёрст осталось позади, и путешественники остановились на привал перекусить и оправиться с дороги. Кучер распряг лошадь и отпустил её на свободу.

Пока лошадь, фыркая, пила воду из ручья, Надежда расстелила полотенце на траве, выложила припасы из корзины, порезала колбасу, ветчину, огурцы и помидоры – нынешнего уже урожая, и путники принялись за трапезу. Иван предложил и вознице присоединиться к ним, но тот отказался:

– Вы, барин, кушайте своё, а я буду своё. Мне тоже жинка собрала поесть в дорогу: сало, хлеб, луковица, с меня и хватит, а водички я выпью из ручья, рядом с лошадью, – открестился мужик.

Отдохнув пару часов, тронулись в дорогу и к вечеру прибыли в деревеньку, где остановились на ночлег у знакомых кучера. Поужинав простой деревенской пищей, учителя расположились на покой в горнице, кучер разместился в сарае на соломе, а лошадь во дворе хрумкала овсом, что ей насыпал в колоду хозяин из мешка, прихваченного в дорогу.

Утром следующего дня путешествие продолжилось и за полдень – ближе к вечеру, коляска подкатила к воротам отчего дома Ивана. На стук вышла Фрося, увидев Ивана, всплеснула руками, обняла его как сына, и, отворив калитку, пригласила всех в дом. Кучер отказался, торопясь в дорогу к своему родственнику в Мстиславль и уговорившись с Иваном вернуться сюда через пять дней, утром. Иван занёс в сени чемоданы и прошёл в дом вместе с Надей.

– Проходите в спальню, Пётр Фролович приболел немного и лежит в постели, – сказала Фрося, приглашая гостей. Иван вошёл в спальню. Отец лежал на кровати, укрытый одеялом и с мокрым полотенцем на лбу. Завидев сына, он приподнялся и попытался встать, но обессиленно откинулся на постель.

– Видишь, сынок, приболел немного, – смущённо сказал отец, который на памяти Ивана никогда и ничем не болел, отличаясь крепким здоровьем.

– Ты приехал нежданно-негаданно, да ещё и с красавицей женой, а я даже встретить тебя не смог, как положено, на крыльце, – продолжал отец. – Намедни с соседом решили рыбки наловить бреднем, и я, старый дурак, тянул сеть по холодной уже воде, вот и простудился немного, жар мучит, Фрося меня лечит горячим чаем с малиновым вареньем, да холодные компрессы ставит на голову. Надеюсь, к завтрему оклематься и тогда устроим настоящую встречу отца с сыном, – пошутил Пётр Фролович, внимательно рассматривая Надежду, о которой Иван ему писал, но видел её впервые. Выбор сына, видимо, пришёлся отцу по душе, и он приветливо пригласил: