Так что в последующие дни я особенно внимательно смотрела вокруг. Я во все глаза высматривала знакомую фигуру Тинкера на перекрестках и в кофейнях. Я представляла себе, как, вернувшись домой, увижу в окно, как он неожиданно возникает в дверном проеме дома напротив.

Но время шло, недели превращались в месяцы, месяцы в годы, и ощущение предначертанной встречи все слабело, и я постепенно перестала ждать и надеяться, что случайно увижу его в толпе. Моя собственная жизнь, влекомая бурным течением амбиций и свершений, как бы откладывала самое главное на потом, а на самом деле отдавала это на милость забвения – и так продолжалось, пока уже в 1966 году я не наткнулась на портрет Тинкера в Музее современного искусства.

* * *

Выйдя из музея, мы с Вэлом взяли такси и вернулись к себе, на Пятую авеню. Повар оставил нам на плите скромный ужин, мы его подогрели, открыли бутылку бордо, да так и поели, стоя на кухне.

Наверное, для большинства подобная сцена – муж и жена, с аппетитом поглощающие разогретый ужин в девять часов вечера, причем стоя за кухонной стойкой, – начисто лишена романтики; но для нас с Вэлентайном, слишком часто участвующих в официальных обедах, возможность поесть вдвоем, стоя на кухне, стала самым запоминающимся моментом недели.

Пока Вэл ополаскивал тарелки, я прошла по коридору к нашей спальне. В коридоре вся стена от пола до потолка была увешана фотографиями, и обычно я, проходя мимо, не обращала на них внимания. Но в тот вечер отчего-то остановилась и стала внимательно их рассматривать одну за другой.

В отличие от тех фотографий, что висели в квартире Уоллеса, моя коллекция не имела ни малейшего отношения к четырем поколениям одной и той же семьи. Все снимки были сделаны в последние двадцать лет, и на самом раннем, 1947 года, были запечатлены мы с Вэлом во время одного официального приема, где оба выглядели довольно неловко. Некий общий знакомый только что попытался представить нас друг другу, но Вэл не дал ему договорить; прервав его, он объяснил, что мы давно знакомы – познакомились на Лонг-Айленде еще в 1938-м, когда он вез меня в город под песню «Осень в Нью-Йорке».

Среди многочисленных фотографий друзей, а также снимков, сделанных во время отпуска в Париже, Венеции и Лондоне, было несколько вполне профессиональных: например, фотография обложки журнала «Готэм» за февраль 1955 года, когда я стала его главным редактором; или еще фотография, на которой Вэл пожимает руку президенту. Но самый мой любимый снимок – где мы с Вэлом во время нашей свадьбы обнимаем старого мистера Холлингзуорта; его жена к этому времени уже умерла, да и он вскоре последовал за ней.