Одна любовь к Тебе с моим дыханием смешалась.

Я не решался пить, и жажда от меня бежала,

И пиала в моей руке Твой образ отражала.

Где б ни скитался я – к Тебе ведут скитанья,

Ступанье ног и головы метанья.

Он допел стих до конца, лицо его разгладилось, он присел, привалившись спиной к скале, и испустил дух.

Доводы против «слушания»

Доводы против «слушания»

Некоторые суфийские шейхи крайне резко возражали против слушания касыд и стихов и чтения вслух нараспев Корана. Они предостерегали своих учеников от занятий такого рода и сами избегали их, выказывая в этом отменную ревностность.

Можно подразделить таких шейхов на несколько разрядов. У каждого были свои обоснования занятой позиции. Одни нашли высказывания, объявляющие занятия такого рода незаконными, и следовали набожным мусульманам прежних времён, осуждая эти занятия. В пример они приводили упрёк Посланника, обращённый к Ширин, служанке Хасана ибн Сабита, которой он запретил петь; и то, как Умар стегал сподвижников, имевших обыкновение слушать музыку; и как Али бранил Муавийю за содержание девушек-певичек, и как он не позволил Хасану взирать на абиссинку, которая любила петь, и называл её «подругой дьявола».

Более того, они говорили, что их главный довод для отрицания музыки – то, что мусульманская община и ныне, и в прошлом была единодушна в своём осуждении музыки.

Некоторые заходят так далеко, что объявляют музыку полностью незаконной, цитируя Абу'ль-Хариса Бунани, который рассказывает такой случай:

Я был весьма прилежен в слушании. Как-то ночью ко мне в келью зашёл один человек и сказал, что собралось несколько взыскующих Бога и они желали бы меня видеть в своей компании. Я пошёл с ним, и скоро мы были на месте. Меня встретили с повышенными знаками внимания. Старец, который был их главою, сказал мне: – В честь твоего прихода почитаем стихи. Я не имел ничего против, и один из них начал петь стихи о разлуке [с любимой]. Все поднялись, охваченные всеобщим восторгом, издавая мелодичные вскрики и делая грациозные жесты, в то время как я был вне себя от изумления по поводу происходящего. Их восторженное состояние длилось до рассвета, затем старец сказал: – О шейх, тебе не интересно, кто я и мои товарищи? Я ответил, что почтительность, которую я питаю к нему, удержала меня от этого вопроса. – Когда-то меня называли Азазил, а теперь я Иблис. Все остальные – мои чада. От таких собраний, как это, я получаю две выгоды: во-первых, я оплакиваю свою отъединённость [от Бога] и вспоминаю дни своего расцвета, а во-вторых, я сбиваю с пути святых мужей и ввергаю их в заблуждение. С этого времени [говорит рассказчик] у меня как рукой сняло всякое желание посещать собрания с пением и музыкой (сама').