Светлый фон

Следы этой склонности заменять ударением принцип количества слогов можно обнаружить уже раньше IV века. Затем, «со временем ударение все дальше вторгалось на территорию количества и в конце концов свергло его с престола. Ударение торжествует, оно – основа поэзии всех времен. С первых лет христианской веры ударению было предназначено создать новую поэзию, самым благородным явлением в которой стали, бесспорно, гимны греческой и латинской церквей. Начиная с IV века византийские поэты больше не учитывают просодию: место количественного ритма занимает ритм, подчеркнутый ударениями».

Первыми по времени из самых выдающихся произведений новой поэзии являются два гимна Григория Назианзина – его вечерний гимн и «Наставление девственнице», которые оба написаны без какой-либо заботы о древних правилах метрики. К ним надо добавить сочиненное неизвестным автором песнопение в честь Святого Креста, которое кардинал Питра считает одной из древнейших христианских поэм. Как отметил этот же ученый, «может показаться странным, что церковь, на Востоке более суровая, чем на Западе, отвергла классические формы и предпочла более низкую по стилю поэзию. На Западе она свободно заимствовала у святого Амвросия, у Пруденция, у Седулия, у Фортуната ударения, от которых не всегда отреклась бы античная муза. Даже на Востоке золотой век армянской и сирийской поэзии благородно отдал дань этому же предпочтению. Как у греков бесчисленное множество ученых стихотворений – поэзия вдохновенного богослова Григория Назианзина – вся была изгнана из церкви и не нашла пощады даже в дорогой ему константинопольской церкви Святой Анастасии? Почему ничьей осторожной руке не поручили незаметно подобрать со страниц несколько строф если не из псалмов Аполлинария или гимнов Синезия, то по крайней мере из „Гимна детей“ Климента Александрийского, из изящного Евангелия Ноннуса, из чистых, если и не классических, ямбов Георгия Писидийского и Мануила Фила или, наконец, из произведений самих сочинителей гимнов, например Феодора Студита и святого Софрония, которые, кроме своих священных гимнов, оставили после себя анакреонтические и ямбические стихи, настолько же многочисленные, насколько изящные? Почему силлабический ритм возобладал везде, если не считать очень редких исключений?».

Причину этого надо искать в состоянии общества, религии и литературы византийской Греции. По мнению вежливого судьи, отца Буви, специально изучившего эту новую поэзию, «христианская цивилизация, развитие догмы, великолепие культа, набожность народов – все побуждало к поэтическому творчеству. Но, с другой стороны, древние ритмы были мертвы, количество слогов больше не ощущалось, даже сам язык изменился. Но это не важно: верующие торопятся в базилики, Богоматерь творит все новые чудеса, земля и небо требуют песнопений – значит, нужно петь, и, если слагать стихи по древним правилам стало невозможно, пусть люди поют прозу. Действительно, песнопения стали писать прозой, а поскольку ораторы сами придумывали для них мелодии, их стали называть мелодами. Но всеми этими прозаическими словами руководило и давало им жизнь ударение. Вот почему ударение стало душой мелодии так же, как было душой речи. Эти мелодии, исполнявшиеся в больших церквях, вскоре стали популярными. Сначала их повторяли слово в слово, потом додумались до того, чтобы сочинить другие слова с теми же паузами и теми же тоническими слогами, и ритмика для новой лирики была создана».