Хотя на стороне Фока был его руководитель – начальник Ташкента[946], – из-за давления со стороны областных чиновников возникли неожиданные последствия. Управлению Сыр-Дарьинской области не понравился обвинительный тон подполковника, дающий понять, что областная администрация «как бы укрывает беззаконные действия казия». В результате управление области сняло с народного судьи все обвинения, несмотря на наличие очевидных доказательств[947]. Так, оказавшись в эпицентре борьбы за влияние между двумя уровнями бюрократии, один из которых пытался упрочить свой авторитет за счет другого, подполковник Фок был обвинен в нарушении субординации.

Однако здесь можно выявить и другой мотив – мотив постоянства мнений, выражаемых чиновниками в деловой переписке. Мы видим, что не только подполковник Фок, но и другие ташкентские власти стремились ограничить казийские полномочия, связанные с опекой. В 1892 году Нил Лыкошин предложил забирать у казиев опекунские деньги и помещать их в банк. Его решение было основано на результатах расследования по делу о хищении денег, принадлежащих несовершеннолетним, в котором был замешан Мухитдин Ходжа. Семь лет спустя подполковник Фок подверг сомнению право казия принимать решения по вопросам опеки. По мнению Фока, народный судья совершил должностное злоупотребление, и подполковник встал на сторону истицы – Назиры-Биби.

Взяв в качестве отправной точки историю Назиры-Биби, обобщим некоторые темы, освещенные в книге «Идеи о справедливости», и обратим внимание на упрощенный характер парадигмы «согласие/сопротивление», которая на данный момент доминирует в представлении о среднеазиатской колониальной истории. С точки зрения русских, в основе колониального правления в Средней Азии лежало сохранение традиций, являющихся неотъемлемой частью исламской правовой культуры региона. Таким образом, колонизаторы считали, что вмешательство империи в правовые институты было минимальным. Тем не менее результатом колонизации стала полная перестройка местной системы правосудия, до того предполагавшей, что характер применения шариатских норм определяется мусульманским ханским судом и его представителями (включая казиев на местах). Российская политика верховенства закона была разработана с целью приблизить мусульманских подданных к имперской правовой культуре, чтобы они со временем предпочли русские суды шариатским правовым институтам; таким образом, имперское право должно было заменить собой исламское. Русское правление в Туркестане представляло собой типичный колониальный проект, в основе которого лежала цивилизаторская миссия. Колониальная администрация так и не привела в исполнение план по закрытию «народных судов» в русском Туркестане, поэтому шариат исчез из локального юридического поля лишь с приходом советской власти в 1920-е годы. Тем не менее отсрочка данного плана вовсе не помешала русскому империализму. Мусульманские подданные научились пользоваться новыми колониальными институциональными механизмами: целым набором мест разрешения споров и услугами когорты бюрократов, готовых выслушать любые жалобы на действительные или предполагаемые правонарушения и при необходимости найти для них нужные обоснования. Участвуя в повседневных диалогах с русскими чиновниками, мусульмане приспособились к новой правовой культуре и стали преследовать свои личные интересы, опираясь на новые институты и новые концепции справедливости. Такие женщины, как Назира-Биби, поняли, что вдовы имеют право на опеку над своими несовершеннолетними детьми и могут распоряжаться их имуществом. Всего за несколько лет до подачи Назирой-Биби прошения в колониальную администрацию подобная ситуация была немыслима, поскольку опека была исключительным правом старших мужчин в семье и казиев, пользующихся всеобщим уважением. Вероятно также, что скотоводы, такие как жители кишлака Джалаир (с которыми мы познакомились в главе 3), с приходом российской власти поняли, что для гарантии доступа к пастбищам им могут пригодиться документы о владении этими землями. Данный момент представляет собой еще одно важное нововведение, поскольку до прихода русских к власти для разрешения конфликта по поводу земли было достаточно расспросить местное население о том, что они знают. Именно по этой причине в трех узбекских ханствах не было разработано кадастровой системы (по крайней мере, в ее западном понимании). Другие подданные, такие как Майрам-Биби (см. гл. 2) и Хамида-Биби (см. гл. 5), осознали, что фетвы могут помочь завоевать доверие колониальных чиновников и что можно разыграть эту карту против оппонентов в суде. Маловероятно, что до российской колонизации мусульмане могли угрожать суду юридическим заключением от специалиста, чтобы заставить суд поддержать их сторону.