- Товарищ полковник! Михаил Константинович! - Кононов повернулся на звонкий женский голос, и увидел перед собой соседку по лестничной площадке своего Ленинградского дома.

  - Тамара... Тамара Ивановна!

  - Верно, не забыл. Я вот тоже в Ленинград, оформлять документы на получение жилья. Наш-то дом разбомбили. - И вдруг Тамара Ивановна замолчала. Она смотрела на Кононова широко открытыми глазами, и он видел в её взгляде какую-то вину. Они молчали, пока не подали поезд.

  - Ну, что, по местам? - Сказал Кононов, и направился в последний вагон.

  Это была его привычка молодости, по возможности, ездить в последнем вагоне состава. Он любил выходить на площадку, и смотреть, как "утекают" вдаль рельсы, провода линии электропередач, и незатейливые сельские пейзажи. Но сегодня он не пошёл на площадку, он попросил постель, закрылся в купе, и лёг спать. Дикая усталость навалилась на него после встречи с соседкой. Вся война прошла перед его глазами. То, что он прятал глубоко в сердце, вышло наружу - смертная тоска по жене и сыну, накрыла его словно волна в черноморский шторм. В Ленинграде, на перроне, Кононов увидел, как в толпе мелькнула косынка Тамары Ивановны, и остановился. "Пусть уйдёт, ей тоже не по себе рядом со мной" - подумал он, и закурил. Люди проходили мимо, а Кононов посмотрел на землю, и вдруг вспомнил, что не был в родном городе с самого начала войны.

  Дворник Тимофей стоял рядом с Коновым на месте их бывшего дома. Тимофей исхудал, но больным не выглядел. Он по-прежнему подметал двор, и сейчас опершись на свою метлу, негромко заговорил: