Светлый фон

Дикий смотрел на неё внимательно, пристально. Крепко взял за руку, где виднелись свежие следы, поцеловал, спрятал шрамы в кольцо своих ладоней и проговорил хмуро и строго:

— Не делай так, — хотя в голосе звучала чистая горечь. — Не надо. Незачем. Ты этого не заслуживаешь.

Подумал немного, сгрёб её в объятия совсем без пошлости, укрывая всю, вместе с ожогами, в своих руках — и она вся, маленькая, спряталась за его лапами, уместилась на его груди.

— Не стану. Не хочешь — не стану, — шёпотом напомнил Дикий. В клетке рёбер что-то билось, просилось на волю. — Совсем трясёшься, детка... Всё в порядке. Боли не будет. Совсем. Не бу-дет, — повторил по слогам, вздохнул нервно, проглотил противный ком в горле. Хочет, чтобы ей стало легче — должен попытаться довести до конца. — Я хочу сделать тебе приятно. Тебе, слышишь? А мне, только если сама захочешь.

Ему было бы наградой услышать от Таши стон удовольствия. Лучше любого другого секса, кроме, разве что, её собственной инициативы — а это вряд ли ожидало его в ближайшем времени. Ничего... он терпеливый. Будет терпеть столько, сколько потребуется, а то и вовсе перебьётся, лишь бы с ней всё было хорошо. Её счастье вдруг оказалось важнее его собственного.

— Я не делаю, —пробормотала Таша, —Давно уже... Сейчас всё лучше.

Девушка сжалась, слушая своё собственное сердцебиение — оно отдавалось в ушах. Слушала его —гулкое, взволнованное и ей было хорошо. До ужаса хорошо просто, стыдно, отвратительно и одновременно хорошо. Чувства путались, мешались между собой.

— Дикий, я хочу, —Таша выбралась из его объятий, смотрела уже совсем доверчиво, но при том даже не пыталась прятать легко шуршащий страх. Белой рубашкой он скользил с тела и мягко опускался на пол где-то там, в подсознании. Ей внезапно ужасно захотелось понять что в этом такого. Почему все, кого она знала, так загадочно улыбаются, когда спрашиваешь про секс? Подозревала, что он может быть и не так отвратителен, как случался у неё.

— Я тебе верю, — наконец выдохнула Таша.

Дикий улыбнулся также довольно и загадочно, как те, кто говорили Таше про секс.

— Хорошо, детка, — мягко сказал он.

Осторожно, но быстро опустил Ташу на спину, пока не передумала, и накрыл губы поцелуем. Нащупал застёжку лифчика, мучался долго, и всё же справился. Уже не через ткань, а по-настоящему ласкал грудь, сначала грубоватыми пальцами, потом губами. Расстёгивал джинсы — это уже было куда проще — целовал живот. Всю бы её расцеловал, но надеялся, что ещё будет время.

Таша легко вздрагивала от каждого прикосновения, млела. Хотела закрыть глаза, но держала их открытыми, только иногда жмурилась. Пока Дикий её раздевал не то что бы морально готовилась, но всеми правдами и не правдами убеждала себя, что всё хорошо. Что она сама только что сказала —хочу, что это было её желания не навязанное. Трепетное, нежное, разливающиеся по телу мандражем мурашек.