— Да…

— Разбуди меня поцелуем. — Она сумела улыбнуться, но улыбка была горше полыни.

— Оль, мы не знаем…

— Семь минут. Откачай меня через семь минут. Я успею.

— Ох ты ж блин…

В подвале и в отзеркаленном мире Оля смело спрыгнула на замшелое дно бассейна. Битая плитка колола босые пятки. Кулон раскачивался под кофтой, щекотал кожу серебряными крыльями.

Женя включил на телефоне таймер. Его руки дрожали, по лбу обильно тек пот.

— Надави, чтобы я не всплыла, — клацая зубами, сказала Оля.

И, как учила когда-то давно мама, легла на воду, лицом вниз. Она представила берег Черного моря, теплые волны, песочный пляж. Мама смеется, резвясь на отмели, переругиваются чайки, терзая пакет с недоеденными креветками.

В пионерском лагере, когда восьмилетняя Оля впервые услышала про Пиковую Даму, она подумала: «Если решусь, попрошу быть единственным ребенком в семье. Не нужен мне никакой брат!» То желание она так и не произнесла, ритуал не был проведен. Но вдруг в одном из измерений, в одной из вероятностей, Оля накликала беду, просто представив смерть Артема?

Оля открыла глаза, всматриваясь во мрак. Ощутила Женины ладони на лопатках. Он толкал ее вниз. В ушах, в голове гудело. Тьма полыхнула белым. Словно папарацци защелкали фотоаппаратами, а она была главной звездой.

Чик. Чик. Чик.

Вспыхивало в черепе, за расширившимися до предела глазами. Конечности онемели, сводило судорогой икры. Сколько времени прошло? Почему она не теряет сознание? Смерть, где ты?

Грудь, казалось, вот-вот взорвется, выломаются ребра. Пытка была сильнее воли.

Она нащупала ботик, пошлепала слабо пальцами, требуя, чтобы Женя отпустил ее. Давление тут же прекратилось, Оля вынырнула, жадно глотая кислород, протирая костяшками глаза.

— Прости. Прости, черт подери, я не могу! Больше не могу!

Она посмотрела по сторонам. Женя исчез. Оля…

* * *

…Оля обмякла в купели, и Женя хотел помолиться богу, но, зыркнув на фреску, вспомнил, какие именно божества обитают за гранью миров. Он стиснул зубы и сказал, что свернет шею хоть Нергалу, хоть Аиду, если они позволят Оле умереть.

Пять сорок, — показывал таймер.