Чан встал, прошел по кабинету. Сейчас ои более походил на нерешительного репортера.

Но генерал не дал ему продолжить.

— А я вот почему-то далек от вашего мнения, что агент ограничен и не способен на самостоятельные шаги. Все ваши рассуждения не стыкуются с последними событиями. На какой путь вы меня направляете? Еще я заметил, что вы, каждый раз начиная рассуждать о нем, стремитесь лишний раз подчеркнуть его возрастную недоразвитость, его обособленность от тех дел, в которых он, волею обстоятельств, участвует. Что бы это значило?

Чан затих. В чем-то переборщил. К какой стороне разговора теперь склоняться? Будет ли генерал иначе подходить к его словам, чем до данного откровения?

Поморщился, но не счел нужным прерывать свою нить рассуждений.

— По донесениям, которые мы получали из Кореи, явно просачивался детский слог, наивная непосредственность виденного.

— Но это не означает, что человек должен оставаться таким всегда. Там ведь он уже не школьными шагами развивался. Гораздо быстрее, уплотненными темпами. Я подозреваю внушительную долю ограниченности в ваших рассуждениях, дорогой коллега, — откровенно гнул свое генерал.

Но Чана даже устраивала грустная ирония шефа.

— Когда его обнаружили в России, мы решили внимательней к нему присмотреться. Усилили страховку нашими людьми. Но время так неестественно, бесшабашно завертелось вокруг него, — полковник остановился, долго смотрел в окно. — Сейчас, по прошествии времени, агент — серьезная личность, с неопределенно весомыми потенциальными возможностями,

— Наконец вы удовлетворили меня, — довольно пробурчал шеф.

— Да, но то, что он не может предугадать дня завтрашнего, последующего шага, почему-то никто не желает признавать. В этом все переборы, в которых каждый стремится обвинить его: кто фактами, кто обложно. Это основа, на которой мы застряли. Человек, который бы предвидел меру наказания, никогда бы не предпринимал столь отчаянные поступки. Агенту невдомек, что из-за его сопротивления могут полететь головы его уважаемых опекунов. Мы имеем перед собой факт. Но, опять же, этот факт более, чем защитой своего «я», ничем не объяснить. Со стороны агента, с юридической стороны, никаких враждебных действий против страны и ее подданных не имелось…

— Ах вот к чему ты клонишь, безрассудный, — генерал понимающе закивал головой. — А я-то думаю, что ты плетешь мне то, от чего у меня давно зубы пожелтели.

Полковник сел. Начальник стал сам просматривать дело агента.

— Мне почему-то больше думается, что вся непредвиденная жестокость агента не столько в его ограниченности, сколько именно в безбоязненности, безнаказанности. Он более нашего мнит о могуществе своих отцов. И здесь он откровенен. Заметили? Смел. Упорен. Настойчив. Вот в том, что Шао довольно подозрительный и опасный монастырь, я теперь полностью согласен с вами. И на это вы навели меня именно через агента, через его подкупающую бесшабашность. Только ощущение за спиной такой мощной стены, какой, видимо, являются служители культа, позволило ему выйти невредимым из всей нашей затеи. Только.