— Но считал себя настоящим художником, как и полагается парню из Барда.

— Наверное.

— Ничего удивительного. Нужно очень долго работать фотографом, чтобы научиться доверять своему глазу, сопротивляться желанию отредактировать кадр. Я до сих пор с этим борюсь.

— Те снимки, что я видел в твоей темной комнате, потрясающие.

— Оригинальные — да, потрясающие — нет. Они чересчур заумные. Слишком привлекающие внимание. Тогда как твои портреты… ты умудряешься придать им ауру случайности, хотя яснее ясного, что снимок тщательно продуман. Очень хитрый трюк.

— Я совсем недавно этому научился.

— Я догадалась. И когда ты прославишься и журналы станут о тебе писать…

— Этого никогда не произойдет.

— Не будь так уверен. Но когда это произойдет, неважно где, ты сможешь смело сказать, что нашел «свой глаз», когда приехал в Монтану.

— Верно. Монтана меня освободила.

— От чего?

— От профессиональной неудачи. Сомнения в себе.

— От чего-то еще?

Я тщательно подбирал слова.

— У всех свои скелеты в шкафу, Анна.

— Знаю. Вот только ты все еще очень осторожно знакомишь меня со своей историей.

— Так ведь прошло всего десять дней…

— Верно.

— …и ты тоже мне не обо всем рассказываешь.

Она посмотрела мне прямо в лицо: