— Потрясения?

— Вполне возможно, что вскоре бразды правления перейдут в другие руки. Звезда Джеймса Хоудена тускнеет, а наша разгорается.

— Ваша, — напомнил ему Алан, — а не моя.

— Откровенно говоря, я надеялся, что скоро она станет и вашей. Но на данное время, скажем так, фортуна улыбается партии, председателем которой я имею честь быть.

— Вы употребили слово «потрясения», — не отступался Алан. — Какого рода потрясения?

Сенатор в упор посмотрел на Алана:

— Ваш безбилетник — если ему разрешат здесь остаться — может стать источником больших неприятностей для своих спонсоров. Люди такого рода не умеют приспосабливаться к окружающей обстановке. Я говорю исходя из долголетнего опыта: подобные случаи уже бывали. Если это произойдет, если он собьется с пути, то станет обременительным для нашей партии, превратится в источник неприятностей, каким он является сейчас для правительства.

— Почему вы так уверены, — спросил Алан, — что он, как вы выразились, собьется с пути?

Сенатор Деверо решительно заявил:

— Потому что это неизбежно. При его биографии… в нашем североамериканском обществе…

— Я с вами не согласен, — горячо возразил Алан. — Я не соглашусь с вами, как не согласился бы любой другой человек.

— А вот ваш компаньон мистер Льюис согласился бы. — И сенатор мягко произнес: — Насколько я понимаю, он говорил, что в этом человеке есть червоточина, что он «надломлен» и если вы его высадите, то — цитирую вашего компаньона — он «рассыплется».

Алан с горечью подумал: значит, Шэрон передала их разговор в суде. Представляла ли она себе, что это будет таким образом использовано против него? Возможно. Он почувствовал, что начинает сомневаться во всех окружающих.

— Очень жаль, — холодно произнес он, — что вы не подумали об этом до того, как начать дело.

— Даю вам слово, мой мальчик, если бы я знал, что это приведет к данному моменту, я не стал бы начинать. — Голос старика звучал искренне. И он добавил: — Признаюсь, я недооценил вас. Я и представить не мог, что вы так замечательно преуспеете.

«Надо подвигаться, — подумал Алан, — переменить позицию, пошагать…» Быть может, движение мускулатуры притушит смятение в уме. Отодвинув от стола свой стул, он поднялся и подошел к окну.

Внизу он снова увидел реку. Солнце пробилось сквозь туман. На небольшой волне мягко вздымались и опускались связки бревен.

— Мы часто вынуждены делать выбор, — говорил сенатор, — который причиняет нам боль, но потом мы убеждаемся, что он был самый лучший и самый разумный…

Повернувшись к нему лицом, Алан сказал:

— Я хотел бы, если не возражаете, кое-что прояснить.