Мои пальцы уже хватают рукоять ножа. Испуганно округляю глаза и шепчу:

– Нет. Нет!

Рука взмывает вверх. Острие с глухим стуком вонзается в стол, и лишь через несколько секунд я понимаю, что вместо салфетки пригвоздила к поверхности собственную ладонь.

О Господи.

Распахиваю глаза, да так, что их щиплет. Не веря в происходящее, дергаю раненую руку, но делаю только хуже.

Нет, нет! Я должна прекратить это! Рвусь из последних сил, лезвие кроит мою ладонь, фонтан крови заливает белые салфетки.

– Нет, что вы наделали! – срывающимся голосом кричу я, – что вы наделали!

– Не боишься меня, – медленно произносит фон Страттен, – так бойся себя.

Нет, нет, нет, как же больно, о господи. Нет! Слезы градом катятся по горячим щекам. Грудь будто парализовало, горло дерет от крика. Зажмурившись от ужаса и боли, неимоверным усилием тяну нож на себя и наконец освобождаю истерзанную ладонь.

Колени подкашиваются. Прижав изуродованную руку к груди, падаю на стул и вдруг понимаю, что боли нет. Она исчезла, испарилась! Я ничего не чувствую.

Как такое возможно? Растерянно оглядываюсь. На столе ни капли крови, нож лежит возле тарелки, а моя рука абсолютно здорова.

– Это вы сделали? – зло спрашиваю я, позвоночником ощущая волну ненависти, кипящей вокруг меня.

Женщина спокойно поднимает бокал с вином, даже не удостоив меня взглядом.

Я хочу кинуться на нее. Я хочу свернуть ей шею. Я хочу…

– Ты слишком многого хочешь, – произносит Меган, поддевая вилкой кусочек курицы.

– Вы заставили меня…

– Я лишь показала, что с тобой случится, если ты еще раз притронешься ко мне.

Она поправляет черные волосы, и я замечаю татуировку на ее шее. Однако это не треугольник. Это два пересеченных треугольника, которые образуют единый дьявольский знак. Она ловит мой взгляд и кривит алые губы.

– Нравится?

– Нет.