Он услышал голоса и увидел силуэты двух фигур. Одна из фигур показала пальцем в его направлении, повернулась и исчезла. Вторая двинулась к нему. Хоснер облизнул губы и постарался придать твердость своему голосу.

— Я здесь.

Мириам скользнула в траншею и опустилась рядом с ним на колени.

— Что случилось, Иаков?

— Я… просто хотел поговорить с тобой.

— Значит, я свободна?

— Нет. Нет, я не могу этого сделать. Бург…

— Ты можешь делать здесь все, что хочешь. Ведь ты же царь Вавилона.

— Прекрати.

Мириам нагнулась к нему.

— Какая-то частица тебя полностью согласна с Бургом. А какая-то частица говорит: «Заприте эту стерву, держите ее под замком. Я — Иаков Хоснер, я принимаю твердые решения и не меняю их».

— Не надо, Мириам…

— Пойми меня правильно. В данном случае меня волнует не моя судьба или судьба Эстер. Меня волнуешь ты. И часть тебя умрет, если ты позволишь этому фарсу продолжаться и дальше. С каждой минутой, пока он продолжается, ты становишься все меньше похожим на человеческое существо. Прояви хоть раз доброту и сострадание. Не бойся показаться тем Иаковом Хоснером, которого я знаю.

Хоснер медленно покачал головой.

— Не могу. Я действительно боюсь. Боюсь, что все здесь выйдет из-под контроля, если я проявлю милосердие. Боюсь…

— Боишься, что и себя не сможешь контролировать, если проявишь милосердие.

Хоснер подумал о Моше Каплане. Как он мог совершить такое по отношению к этому человеку? Подумал он и о других людях, с которыми поступал в своей жизни так же, как с Моше Капланом. Вспомнил Мириам, читающую «Равенсбрюкскую молитву».