Добкин быстро повернулся и зашагал к концу причала. Он оглянулся через плечо и помахал на прощание одетой в длинную рубаху фигуре старика, неподвижно стоявшего в лунном свете. Уже не в первый раз все происходящее показалось ему нереальным. Обстановка, звуки и особенно запахи этого места не позволяли рассуждать рационально, как и положено военному из двадцатого века.

Добкин опустил взгляд на воды Евфрата. На волнах покачивалась странного вида лодка, по размерам она была не больше крупной круглой корзины, обмазана знаменитым вавилонским битумом. Ее могли сделать и несколько дней назад, и несколько тысячелетий. Добкин втиснул в нее свое крупное тело, и лодка осела в воде почти до планшира. За ним в лодку впрыгнул юноша по имени Числон, его явно не смущало, что в лодке почти не осталось свободного места. Лодка еще более угрожающе осела, но потом выровнялась, со стороны Числона ее край выступал над водой сантиметров на десять, со стороны Добкина — на пять. Числон взял с причала длинный шест, отвязал веревку и оттолкнул лодку.

Добкин предположил, что этой лодкой никогда не пользовались в период разлива Евфрата, и через несколько минут его предположение подтвердилось, он заметил, что шест не достает до дна, хотя Числон, насколько возможно, перегнулся через край. Юноша поднял взгляд на Добкина и улыбнулся ему.

Лодка набирала скорость. Добкин понимал, что им нужно пристать к противоположному берегу примерно через два километра, иначе они проскочат южную оконечность Вавилона и ему придется возвращаться пешком. А он чувствовал, что еще недостаточно окреп для такой прогулки. Добкин тоже улыбнулся юноше, который старался выглядеть спокойным, но генерал видел, что он нервничал.

Шерхи дул над водой, и, хотя он не нес с собой песок, тем не менее все подгонял и подгонял посудину, которая ныряла и раскачивалась, волны перекатывались через ее края со всех сторон. И, поскольку она была круглой, лодка начала вращаться как волчок. У Добкина к горлу подкатила тошнота. Кроме того, у него болела промежность, а бедро жгло как огнем. Свесившись через борт лодки, Добкин выблевал все, чем его накормили, — лимонный чай и неизвестную ему рыбу.

Он почувствовал себя лучше и ополоснул лицо водой, отметив при этом, что и Числон выглядит неважно.

Добкин заметил на дальнем берегу несколько огней и показал на них Числону.

— Квейриш, — пояснил тот.

Лодка продолжала кружиться, и Добкин оглядывал то один, то другой берег. На восточном берегу огромные тучи пыли покрывали землю и закрывали луну. Генерал понял, что последняя атака холма в этих условиях будет предпринята задолго до захода луны.