Им подозрительно везло. Мамы у дома не оказалось. Безлюдный двор сковало морозцем. Когда Уля выбралась из машины, отдав таксисту остатки сдачи, полученной с утра, Рэм уже присел на низкую лавочку. Он задрал голову, всматриваясь в низкие серые тучи. Ульяна тихонько присела рядом.

– Сейчас передохнешь, и будем подниматься. Осилишь второй этаж?

– Тихо, – махнул он рукой, закрывая глаза. – Слышишь?

Уля прислушалась. Ветер нес по двору шелестящий пакет, по дороге за домом проехала тяжелая машина, загремела на переходе и скрылась за поворотом. У соседнего подъезда нервно говорила в трубку женщина средних лет. Где-то на верхнем этаже хлопала на ветру форточка.

Не понимая, о чем речь, Уля потянула Рэма за рукав куртки.

– Ты замерзнешь, пойдем.

– Тихо, – шикнул он снова. Губы расползлись в слабой улыбке, нижняя чуть отставала от верхней, и Уле стало совсем уж тяжело дышать от щемящей жалости. – Сейчас пойдет снег. Неужели не слышишь?

Он облокотился на деревянную спинку лавочки, вытянул ноги и замер. Его дыхание наконец выровнялось, он больше не хрипел и не ежился. Помогли ли полынные таблетки, наспех проглоченные в палате, или сам побег из белоснежного плена больницы подействовал так оживляюще, но Рэму определенно стало лучше. Поэтому Уля не стала спорить, а только прижалась к его боку, надеясь поделиться крохами тепла, и притихла, вдыхая сухой морозный воздух.

А тучи тем временем опустились совсем низко. В них не было ни грозовой синевы, ни тоскливости затяжного дождя. Они несли в себе снег. Теперь и Ульяне казалось, что она слышит его нетерпеливый шепот, поскрипывание острых краев снежинок, бормотание и мольбу земли, уставшей от осенней грязи, жаждущей сна и спокойствия.

Первая снежинка сорвалась с неба и медленно спланировала на Улино колено, но тут же растаяла, впитываясь в ткань заношенных джинсов. Осталось маленькое темное пятнышко. Рэм осторожно прикоснулся к нему пальцем.

– Ну вот, видишь… я же говорил! – Он улыбался, ни капли не стесняясь своей детской радости. – Мы с мамой всегда выходили слушать первый снег… Она говорила… черт! Да какая разница, что она говорила? Главное, вот – снег выпал. Мы до него дотянули. Есть что отметить. Не море, конечно, но и о нем можно потрепаться на небесах.

Рэм потянулся к карману, достал круглую баночку, вынул из нее капсулу – одна половинка белая, другая красная – и засунул в рот.

– Говорят, этим глушат даже онкобольных, мне точно должно помочь. – Он было попытался встать, но увидел, как болезненно съежилась Уля, и остался на месте. – Слушай, я не буду тебе тут глаза мозолить, честное слово. Отлежусь до завтра и свалю. Не переживай за меня. Тебе самой сколько дней осталось?