Надя завизжала, отпрыгивая к стене. Олег заслонил ее собой, рывком кисти выбросил из рукояти телескопические трубки. Ради сестры, ради подруги он готов был драться с чудовищами до последней капли крови.

Надин фонарик погас. Одного фонаря не хватало, чтобы держать в поле зрения сразу всех химер. Пока луч бил в ближайшего врага, отвратительные собратья подкрадывались с боков. Стержни кололи затхлый воздух.

– Рискните! – заорал Олег. Дубинка вжикнула, чертя дугу. В полумраке казалось, что она обзавелась дополнительными сегментами и достигает в длину доброго метра. Шарик-набалдашник рубанул по отросткам, отразил выпад, будто человек и порождение ночи фехтовали. Второй луч вклинился в мрак, хлестнул по силуэтам. Надя собралась и включила фонарь.

– На!

С сочным чавканьем шарик угодил в паучье рыло. Месиво глаз лопнуло, как гнойники.

Слишком рано! Мать колыхалась под сводами. Ее несформировавшиеся полностью детки ретировались к пульсирующим кореньям и преображались.

В пылу битвы Олег не успел испугаться. Ярость застила взгляд. Ему было плевать, кто перед ним: мутирующие пауки или…

– Ой, какие мы злые, – промурлыкал Глеб, вылупляясь из скорлупы тьмы. Отростки стремительно всасывались в его череп, паучьи лапы юркнули в туловище. – Это ж я, братка…

Живот Глеба был разодран до грудины, по полу, по лозам волочились внутренности. Олег рубанул дубинкой как мечом. Мертвяк шарахнулся в сторону и улыбнулся окровавленными губами:

– Не признал меня? Одурел в своей Москве?

Коренастая фигура возникла справа. Луч Надиного фонаря заплясал по стенам. Она увидела своего насильника, кавказца с располосованным лицом, услышала шепот: «Душить тебя будем, маленькая сука, трахать и душить».

Но Олег видел совсем другое – Мотьку, Саньку Моторевича, умершего от язвы зимой. Следом брел походкой зомби из ужастиков посиневший задавленный Кузя.

– Прочь! – шарик просвистел у оскаленных морд.

– Ну чего ты… у меня зуба нет там же, где у тебя, мы из одного теста…

Дубинка щелкнула, обдав Глеба ветерком.

– Вери вэл, вери гуд, братка. Коли ты с нами таким манером…

Глеб ринулся на Олега, но ноги подвели, запутавшись в кишках. Шарик разрубил смуглое лицо, порвал щеки, словно складная дубинка и правда была заточенным мечом. Мертвецы пошатнулись, очертания их поплыли зыбко. Завыв, они обратились в столбы дыма и исчезли там, откуда явились: в складках пятнистой материнской плоти.

– Олеженька!

Надя скорчилась у кокона, закрылась руками и жалобно всхлипывала.

– Олеженька, убери его. Скажи ему, что он умер, что его задушили сокамерники на зоне.