– Меня, черт побери, зовут Кэтлин Коллинз, – рявкнула она.
И прислушалась: ее голос эхом отразился от импортных мраморных плит. Эти плиты вернули ее к третьему путешествию по Италии, которой папаша так и не увидел ни разу в жизни. Закрыв глаза, она сцепилась с этим подлым голосом. Ей случилось поступать так и раньше, и всякий раз она одерживала верх.
Этот голос она победила даже на отцовских похоронах. При всей своей ненависти к тому, кто лежал в гробу, она сумела выжать из себя слезу, раз у Коллинзов так заведено. В зимнюю стужу его опускали в промерзший кладбищенский грунт. В этом стылом подземелье он остался на веки вечные. А вместе с ним и все тайны, поскольку она не собиралась козырять своим прошлым перед людишками на каталках. Она не собиралась становиться очередной героиней идиотского ток-шоу – жертвой, пребывающей в убеждении, что все родители, истязающие своих детей, сами подвергались истязаниям в детстве. Она примет меры к тому, чтобы ее не зарывали в землю. Пусть ее кремируют. Она больше не собиралась мерзнуть.
– Мам?
Миссис Коллинз открыла глаза. На пороге стоял Брэйди.
– Брэйди, что тебе тут надо?! – возмутилась она.
– Я замерз, – ответил он.
И начал подступать к ней.
– Что ты прячешь за спиной, Брэйди?
– Это секрет.
– Так не отвечают.
– Другого ответа я тебе дать не могу, мам.