– Мне плевать, – отрезал Молчун, – есть бог или нет. Я просто хочу узнать, что с нами здесь происходит и что может произойти ещё.

– Без чудес не обошлось, – согласилась Маруся.

– Не верю я в чудеса! Это удел фантастов и бездельников, – продолжал спорить Балагур. – У иллюзионистов и то всегда второе дно под рукой.

– Знаешь, во что я верю? – Молчун встал и, растопырив руки, словно собирался обнять весь мир, заявил. – Ты сам говорил, что человеческий мозг выделяет какую-то энергию. Энергия мысли! Я верю, что наши мысли живут, наши поступки – поступки навсегда. Есть воздух, леса и реки, облака и солнце. И есть над или под, а может и меж ними пара небесных тел. Туда уходит энергия желаний и мыслей, порок и бессилие. А мы принимаем за везение и неудачу наши же злые и добрые дела.

– Будет каждому по делам его. Это мы уже слышали, и не раз. И даже читали на воротах концлагерей. По-твоему, если Христа распяли, евреи вечно будут маяться?

– Ты только представь, Борис! Силы добра и зла, вечные соперники, борются за каждого из нас. Я не знаю, кто посылает испытания, но они для чего-то нужны. Иначе нет смысла в существовании.

– Заканчивай, – поаплодировал Борис. – Наше испытание в себя пришло.

Командир, немного подремавший, завозился и повернул орошённое потом лицо:

– Не спите ещё? Может, развяжете, а? Ну поиграли в пленныхраненых и хватит? Между прочим, ремень прямо на рану давит. Больно. Развяжите?

– Не понимаешь, значит, Боря, моё мироощущение? Признаться, и сам до конца не всё понимаю.

– Начитался газетной ерунды. Знаю, как всё это стряпается. Тираж нужен. Спрос. И находятся предсказатели и миссии всякие. У каждого своя теория.

– Как тебе объяснить? Попы – они, конечно, надумали многое. У шорцев три божества. У нас святая троица. И тут же бог – един. И прочая себе противоречащая мура. Я человек простой, в таких делах не сведущ. Но чувствую сердцем – неспроста всё. Должна быть цель у человеческой жизни. А что крупнее цели, чем путь к богу?

– Полностью согласен. Развяжите? Пожалуйста. Никуда не убегу.

– Как хочешь, понимай, – не слушая Ивана, рассуждал Молчун. – Словно подсказывают мне в последнее время, как поступать правильно. Этого бугая ловко обложили, с бандой расправились. Когда радиста нашли, ну не лежала у меня душа к нему подходить. А Толя подошёл. Когда же он сам куролесить начал, пришло знание, что рубить его надо.

– Скоты! Оглохли! Развяжите меня!

– Чего разорался? Попался, так лежи и сопи в обе дырочки, – насупился Молчун.

– На минутку! Всего на минутку! Плохо мне.

– Может, с ним и вправду что случилось? – сжалилась Маруся.