По небу меланхолично плыли тучи, река продолжала вековое журчание. Тайга пела осеннюю колыбельную, прощаясь с листвой и птицами. Оседало облачко пыли на месте недавнего взрыва, в кустах лежала отброшенная им голова Шурика. Балагур склонился над Бортовским, стараясь привести того в чувство. Маруся смывала намоченной в реке косынкой рвоту с груди временами впадающего в беспамятство Молчуна. Если бы кто захотел написать картину о конце света, то лучше мизансцены ему не найти.

Лейтенанта хоронить было некому. Борис и Маруся оттащили связанное тело в лес и виновато ушли, зачем-то стараясь не шуметь.

– И чего вы возитесь с червями? – Молчун сосредоточено чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить неправильно, фильтром к огню, вставленную сигарету. – Я его трогаю, а он – червь. Разве не смешно?

– На пасеку? – спросил Балагур.

– Да, – согласилась девушка.

– Не пойду! – возмутился Молчун. – Там мертвецы! Везде мертвецы! И дым! Понимаете – дым! – он шмыгнул носом и забубнил околесицу.

– Вот он какой, когда наклюкается, – усмехнулся Борис.

Вдвоём они подняли Генку. Он повис, обнимая их, а затем зашагал почти самостоятельно, опираясь, чтобы не споткнуться. Всю дорогу они слушали его болтовню и скрипели от бессилия зубами, обвешанные рюкзаками и оружием.

– Телепатия, ребята, это вещь, – Молчун подтвердил серьёзность своего заявления пояснениями. – Думаете, я напился? Ничего подобного. Вмазался. Во как! Второй раз в жизни. В госпитале, правда, обкалывали разной фигней, но это не то. Я соображаю чётко – может, никогда так не соображал.

– Помолчи, – вяло попросил Балагур.

– Борис, ты не прав. Кто это сказал? Я? Не-а. Кто-то из великих. Эйнштейн. Или Пантелеев. Один фиг. А где червь? У-у, тварь! На пасеку, да? Пусть. Конечно, знаю, что глупо выгляжу, ну уж потерпите, ладно? Мне надо сказать. Очень важно. Никто не борется за нас, поймите. Ни добро, ни зло. Ни бог, ни дьявол. Мы – пешки. Безликие пешки в большой шахматной партии. У каждого свой ход. И нами жертвуют по мере необходимости. Попробуйте завладеть чужой пешкой? Дьявол тут мастак. А чужими фигурами жертвовать сподручнее. Это я говорю, а не Эйнштейн. Но есть какая-то субстанция. Отдушина для мыслей и поступков. Добро и зло существуют. Но не для нас. Мы для них. У-у, червь! Где? Где он? Где Командир Лейтенантович? Молчите? Ну, хорошо. Я сам пойду, можно? Ой, чуть не упал. Ладно, ведите…

Маруся резко остановилась, вглядываясь.

– У нас мало времени, – произнесла.

– Что случилось?

– Тайга горит. Чуешь запах? Пожар прорвался. К вечеру здесь ничего не останется.