…Борис сидел на берегу и смотрел в небо. Тучи плыли, отражаясь в зрачках, затмив мысли. Каждый по-своему реагирует на стресс. Балагур не чувствовал, как слёзы промывают на пыльном лице дорожки. Он ощутил прикосновение ветра, прохладного, словно глоток лимонада, и сжимался под давящей мощью тайги. Сказать, что он испугался – ничего не сказать. Произошла такая дикая НЕПРАВИЛЬНОСТЬ, после которой жизнь теряла всякий смысл. Как собрать головоломку, если потеряны основные детали? Всё, во что он верил: быт, логика, реальность – полетело в тартарары. Можно жить с геморроем, какое-то время со СПИДом или гайкой вместо пупа, можно смириться со смертью близких людей или, наоборот, вспоминать их ежедневно; в конце концов, можно принять ислам и проголосовать на референдуме за коммунистов, но после того как возьмёшь на руки свою разложившуюся дочь, которая хочет играть – жить невозможно.

Борис вытащил из рюкзака семейный альбом и попытался сосредоточиться на снимках. Фотографии Кэт всегда успокаивали и помогали в трудную минуту, но только не в этот раз. Истлевшие пальцы держатся за поручни качелей, кажется, что руки тянутся к его горлу. На запрокинутом ввысь обнажённом черепе безгубая ухмылка, на лысине редкие всклоченные волосы. Мертвец в коричневом пальто под невыносимо ярким зонтом в синюю крапинку протянул руку к голубю, намереваясь свернуть ему шею. И нелепые мазки помады над провалом рта. Мертвец в очках за столом, кровожадно выпирающая нижняя челюсть. Облепленные личинками мертвецы собирают детскую пирамидку. Берёзовая роща, по которой идут трупы.

Борис застонал и неторопливо начал выдирать страницы из альбома, аккуратно разрывая их на мелкие кусочки. Мёртвые вопили от боли, но он рвал их, мял и рвал снова, краем сознания понимая, что клокочущие, рыдающие звуки издаёт он сам. Можно умереть, так и не побывав в Париже, можно заранее лечь в домовину и ждать конца света, но умереть и превратиться в ходячее пугало – худшее, что может с тобой произойти.

Балагур снял куртку, рубашку и внимательно осмотрел царапины на животе, оставленные монстром. Морщась, отодрал пластырь на рубце от пули бандита. Затянувшаяся было рана вновь открылась и кровоточила. Кровь проступала розовая, почти прозрачная с желтоватыми вкраплениями. Борис застегнул рубашку, накинул куртку, какое-то время глупо улыбался, виновато рассматривая убегающую, суматошную реку. Потом решительно встал, поискал автомат, потоптался, оглядываясь. Поднял остаток свадебного снимка, где в три ряда сидели и стояли мертвецы, включая редактора многотиражки и дядю Жору из Саратова, всмотрелся в своё лицо. Со снимка выпучивалась зеленоватая амёба с красными глазами и раздробленно-жёлтым черепом. Борис выкинул обрывок, ветер подхватил его и бросил в воду, фотография завертелась в водовороте, проскользнула мимо отшлифованного рекой камня и понеслась страшным маленьким парусником… А потом Балагур вытряхнул содержимое из рюкзака…