Я иду под разбитым куполом, перешагиваю через обломки стен и груды кирпичей, через обвалившиеся колонны, через тела убитых.
У них нет лиц, но я знаю, что они смотрят на меня. Они сошли с храмовых фресок и хранят тайну красноармейца Селиванова.
Мою тайну.
Я всё равно иду вперед.
И тени расступаются, пропуская меня к Объекту-1Б. Пропуская меня ко мне.
В бледном луче света из пробитой снарядом дыры в куполе храма, в кирпичной крошке, в пыли и осколках снарядов лежит лицом вверх Василий Селиванов, крепко сжав в руке МР-40, который он вырвал перед смертью у убитого немца.
От него поднимается в воздух черная дымка.
Фриц валяется рядом, скорчившись, и из его груди торчит рукоять ножа.
И чуть поодаль — Игнатюк, умерший от болевого шока: лицо его искажено ужасной гримасой, открыты глаза, и он держится окоченевшими руками за живот, нелепо расставив ноги. Перед смертью Селиванов видел его боль. И эту боль я только что убил.
Я встаю перед мертвым Селивановым, перед пулей, зависшей над его телом: она летит прямо в его лицо.
Смотрю ему в глаза.
И теперь я знаю, что надо сделать, чтобы победить смерть.
Старик сказал, что если я сделаю это, всё исчезнет. Пропадет пропадом Покров-17, будто и не было его никогда; и не станет этой темноты, не станет заброшенного города, поросшего дикой травой, не станет пустых витрин и ржавых автобусных остановок; блокпостов, колючей проволоки и сторожевых вышек; не станет института, отделения милиции, базы «Прорыва»; не станет и самого «Прорыва», и Старика, и Полковника, и Капитана, которые отстреливаются сейчас там от ширликов, да и ширликов тоже не станет. Они просто во мгновение прекратят существовать.
До свидания, Капитан. Пока, полковник Каменев. Прощай, злой и упрямый Старик. Спасибо вам.
Исчезну и я: всё, чем я был и что я помнил, растворится в неизвестности. Так надо. Это и не было моим никогда. Я был частью замысла, породившего Покров-17, и теперь сделаю то, что должно.
До свидания, писатель Андрей Тихонов. Спасибо тебе.