– Где работать будешь?
– Не знаю, где-нибудь в Квартале, видимо. Там всегда можно устроиться мыть посуду или еще что такое делать.
Она выглядела пораженной.
– Ники, это же ниггерская работа!
– Да бляха-муха, Трикс, я же не умею ничего. Мне надо как-то деньги зарабатывать.
Она отсутствующе кивнула, удержав свои мысли на этот счет при себе. Как повелось, они доехали на автобусе до Французского квартала, где резались в видеоигры, пока не начало темнеть. На время Ник погрузился в приливные волны смазанных взрывов и калейдоскопического светового шоу зала игровых автоматов, довольный теплой близостью этой странной красивой девочки и наркотическим эффектом игр, предоставлявших ему ярких, мультяшных злодеев и кровопролитный катарсис.
– Помнишь собрания, на которые я хожу по четвергам? – заговорила Трикси.
Конечно он помнил. Из-за них он не мог толком проводить с ней четверги; приходилось забыть про Квартал и болтаться в одной из невыносимых кофеен на окраинах, которые Ник ненавидел почти так же, как школу. Он пытался не строить предположений о том, что она делает на этих собраниях, но, поскольку Трикси ничего ему не рассказывала и даже посоветовала не совать нос не в свое дело в тот единственный раз, когда он об этом спросил, собрания начали видеться ему котлами, где бурлили ужасные предположения: может, она напивается с парнями постарше и поумнее или позирует голой на каких-нибудь курсах рисования в колледже.
– Ага, – сказал Ник. – Я всегда думал, что ты ходишь в церковь или что-то вроде.
– Дурак. Можешь себе представить меня – и в церкви? – Трикси обдумала это, и он увидел, как ее лицо сделалось серьезнее. – Хотя, может быть, ты в чем-то и прав. Это люди, которые верят во что-то, что важнее их самих. Так что, наверное, это похоже на церковь. Или на семью.
Ник кивнул:
– Понимаю.
Он подумал, не бросит ли она его прямо сейчас. И неожиданно почувствовал себя легким, как будто не был по-настоящему материальным, как будто, если бы она произнесла слова, которые Ник ожидал услышать, он просто растворился бы в воздухе подобно вздоху.
– Кажется, тебе не помешала бы семья, – сказала Трикси.
Ник взглянул на нее. Время запуталось в ее словах и трепетало, ожидая, когда его выпустят на свободу.
– Я рассказывала им о тебе. Они хотят с тобой познакомиться.
Оно вырвалось и воспарило – знамя из алого шелка, вьющееся в голубом небе.
– И он такой, короче, хнычет, как ребенок маленький, и сопли у него из носа льются. «Ой, пожалуйста, не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте меня, я вам отсосу, только пожалуйста, не убивайте меня!» – Голос Деррика стал выше, имитируя фальцет. – И Мэтт, чувак, что ты сделал? Что ты, на хер, сделал?