– Эзра.
– Хорошо, – сдался он и слабо захрипел. – Не исключено, что мне пришлось поймать собой парочку пуль, но я в порядке. А ты?
– Со мной все хорошо.
Если откровенно, то в первую ночь покаяния ей пришлось перенести сильные побои, и впоследствии по ней несколько раз проходились плетью, но она не стала беспокоить его такими мелочами. Не сейчас, когда он казался таким слабым, таким хрупким в ее объятиях.
– Зачем ты пришла?
Он не знал, догадалась она. Да и откуда ему было знать? Его ведь не было в соборе. Он не слышал ее последней исповеди.
– Сегодня мне вынесли приговор, – шепотом начала она. – Пророк постановил освободить меня.
– Как такое возможно? Меня еще даже не судили.
– Слушай меня внимательно, – Иммануэль взяла обе его руки в свои. – По поводу твоего приговора. Ты должен перед всеми покаяться в своих грехах. Поклянись, что сделаешь это.
– Я тебя не понимаю.
Она услышала эхо шагов вдалеке и машинально пригнулась, прячась за ближайшим книжным шкафом.
– Я заключила сделку с твоим отцом.
– Какую еще сделку, Иммануэль? – спросил Эзра, напрягшись. – Что ты наделала?
– Я согласилась стать его женой, ради спасения твоей и моей жизни, – сказала она, и слова оставили горький вкус у нее во рту. – В будущую субботу я приму его печать.
– Нет.
Эзра до боли стиснул ее пальцы своими, и в его голосе звучало такое отвращение – и
– Выбор стоял между пророком и костром, – поспешила объясниться Иммануэль. – Он сказал, что сохранит тебе жизнь, если я выйду за него замуж, и я согласилась – мне нужно было выиграть время, нужно было спасти тебя.
– Он солгал, – произнес Эзра так тихо, что его слова были едва слышны. – Я заключил с ним точно такую же сделку. Он сказал, если я признаю свою вину, он позаботится о том, чтобы тебе сохранили жизнь, и отпустит тебя на волю.
Выходит, пророк лгал им обоим. На самом деле его не интересовали ничьи жертвы – ни ее, ни Эзры. Пророк утверждал, что исполняет Отцову волю, но на самом деле он думал только о власти. Власти очищать, карать, контролировать. Это единственное, что его заботило.