Забавно, как все меняется, когда пандемия на дворе. Когда был ковид, они жили в роскоши, всё заказывали через интернет, во всем себе потворствуя. Патрисия даже выслала девочкам пасхальные платья, хоть и знала, что они не придут на поздний завтрак, — просто не могла отказать себе в удовольствии повыбирать наряды. В этом году Пасха прошла совершенно незамеченной. Они с Рэндаллом были в Калифорнии, и горничная отеля оставила на прикроватном столике красивые шоколадные яйца. Она много дней подряд не вспоминала о Челси и внучках.

Возможно, она далеко не лучшая бабушка.

Вряд ли сейчас это важно. По крайней мере, девочка довольна своей задачей.

Бруклин выскакивает на улицу — а что, что ей грозит, у нее уже есть Ярость? — и вскоре прибегает обратно, таща за собой пакеты с едой.

— Можно мне слойки, бабушка? — спрашивает она, держа в руках оранжевую коробку, в которой бог знает что лежит.

Остаток дня проходит как в тумане. Патрисия раскладывает продукты, оттаскивает разбитое зеркало в гараж, собирает осколки и перерывает шкафы в поисках какого-нибудь чистящего средства, которое поможет от пятен крови. Потом ей в голову приходит гениальная мысль, и она зовет Бруклин поплавать в бассейне: и отмоется от крови, и возражать не будет. Когда девочка зовет ее поплавать с ней, Патрисия не особо сопротивляется и, натянув старый купальник, заходит в воду. Конечно, прическа испорчена, но кто это увидит? Бруклин не достает до дна бассейна, а Патрисия не вынесет сегодня еще один сердечный приступ.

В тот вечер впервые за несколько десятилетий до отвала наевшись макарон с сыром, Патрисия понимает, что смертельно устала. Паника, все это сумасшествие, готовка, постоянное общение с Бруклин… Да, она и вчера заявляла, что у нее по горло дел, но сегодня было в разы тяжелее.

— Пойдем в кровать, дорогая, — мягко предлагает она.

Бруклин куксится с диванчика, на котором она полусонная развалилась с планшетом.

— Но я так устала! Я хочу спать здесь, тут удобно!

Патрисия открывает рот, чтоб резко напомнить, что Бруклин вообще не должна класть ноги на диван и что послушные дети сразу идут спать, когда им велено. Но что-то в перекрестье пластырей на нежном маленьком лобике смягчает ее. Она наклоняется и, не забыв подхватить под ножки, прижимает Бруклин к себе (боже, какая же она тяжелая, и мягкая, и теплая, и неподатливая) и несет по коридору.

— Давай я отнесу тебя наверх, в твою уютную кроватку.

— Нет! — ноет Бруклин, извиваясь в ее руках. — Пожалуйста! Я не хочу снова падать с кровати, и Эллы нет, и мне страшно просыпаться, когда я одна! Не хочу там спать!