У Патрисии с собой только сто долларов налички, хотя дома есть еще немного. Именно по этой причине она не взяла больше: они не могут ничего поделать, если с нее нечего взять. Патрисия в курсе, что Рэндалл аннулировал все ее карты, потому что несколько раз пыталась заказать продукты онлайн для себя и для Бруклин. И если она не заплатит прямо сейчас, то ей не выдадут антибиотики.

— Могу дать вам сотню наличными, — любезно говорит она, протягивая хрустящую купюру.

Секретарша качает головой, будто разговаривает с идиоткой.

— Сто пятьдесят. Можете заплатить наличными и картой раздельно, если хотите. — Она указывает на прайс-лист на стене. Ламинированная бумага выцвела, уголки загнулись. — Вот здесь все написано.

— Боюсь, больше у меня нет. Берите или не берите.

Секретарша поднимается.

— Мэм, вам придется заплатить, это так не работает. У нас тут не гаражная распродажа. — Она повышает голос, и из-за окошка с рецептами выходит другая женщина, крупная, пожилая, скрестившая руки на груди. Охрана.

Патрисия вздергивает подбородок.

— Это работает так: у меня есть деньги и я вам их даю. Что вы делаете с ними после — ваше дело. — Патрисия кладет купюру на стойку, кивает, словно королева, и неторопливо выходит за двери. Она уже на полпути к машине, когда позади раздается звук распахнувшейся двери. Патрисия не оглядывается.

— Леди, вы обязаны заплатить! Вы не можете просто взять и уйти!

Патрисия открывает дверь машины.

— Могу и уйду. У вас есть мой адрес. Вышлите счет.

Позади раздается стук шагов, Патрисия садится на водительское место, и ногу дергает сразу в двух местах: легкое покалывание постепенно переходит в горячие волны боли. Прежде чем Патрисия успевает захлопнуть дверь, секретарша ловит ее и распахивает.

— Вылезайте, сейчас же. Мы вызываем полицию.

Патрисия разворачивается всем телом, и ей кажется, будто с нее слой за слоем что-то спадает, будто она древнее чудовище, поднимающееся из морских глубин, сбрасывающее груды песка и ила. Ее рот кривит усмешка Пэтти, гнев Пэтти переполняет грудь, стекает по рукам и ногам, и она отрывает руку секретарши от двери и со всей силы отвешивает ей пощечину.

— Не смей трогать мою машину, сука! — визжит она. В голосе прорывается старый южный акцент Пэтти.

Секретарша отшатывается, приложив ладони к лицу, и смотрит на Патрисию так, словно она сошла с ума.

Но она мыслит абсолютно здраво. Только что она призвала ту часть себя, которая выживает, несмотря ни на что, которая сопротивляется, которая будет зубами и ногтями выцарапывать себе свободу.

— Леди, какого хрена? — растерянно говорит секретарша.