Патрисии прекрасно известно, что Дэвид — чудовище во плоти, но Челси уехала вовсе не из-за него, а из-за Патрисии. Вопрос Бруклин заставляет ее задуматься о том, как много Челси рассказывала дочерям о собственных отношениях с матерью. Неужели Челси считает ее чудовищем? Ее кротость, ее слабость — это такая версия игры в кролика, чтоб Патрисия наконец перестала нападать? Сожаление откликается глухим звоном в сердце, покрытом многолетней ржавчиной. Она держала Челси на расстоянии, стараясь воспитать ее сильной, но случайно превратилась для собственной дочери в чудовище.

Каждый хочет быть героем, но всегда нужен монстр, с которым герой будет сражаться, не так ли?

Это она запирала Челси. Она вынудила ее уйти. Челси была совсем юна и прыгнула в объятия Дэвида, лишь бы спастись от матери, а теперь она уехала, потому что Патрисия хлопнула у нее перед носом дверью.

И вот теперь Челси в телевизоре, и она дерется в безумном диком обличье ради славы.

Это определенно не то, на что рассчитывала Патрисия, веля Гомеру вычеркнуть ее имя из списка посетителей. Она думала, что Челси поедет домой, малость повозмущается, а потом позвонит и извинится — как разумный человек.

Ох, как она ошибалась.

— Я думаю, мама отправилась в большое путешествие, — наконец, говорит она внучке. — В приключение. Думаю, что она, как и все герои во все времена, поехала отвоевывать свое состояние, чтобы однажды вернуться с золотом и подарками.

Когда Бруклин задает очередной вопрос, она говорит едва слышно:

— Тогда почему она не взяла меня с собой?

— Потому что хотела, чтобы ты была в безопасности, ведь в приключениях полно разных угроз, ты же знаешь.

Крошечные пальчики скользят по ее руке вверх-вниз в успокаивающем ритме.

— А Элла?

Да, это тоже ее вина, и она ни за что не скажет правду этому крошечному, испуганному, всеми обиженному ребенку.

— Я думаю, у Эллы тоже свое приключение. Она ведь уже большая девочка, а все большие девочки должны рано или поздно выйти в мир, чтобы найти свою судьбу.

— И я тоже когда-нибудь?

Патрисия борется с желанием обнять девочку так крепко, что та вскрикнет. Когда ее собственная дочь была в возрасте Бруклин и много лет после, Патрисия мечтала, чтоб Челси наконец съехала и Патрисия могла подумать о себе. Ей хотелось наслаждаться едой без чужих капризов и принимать душ, не обнаруживая, что полотенце мокрое, а шампунь кончился. Патрисия отсчитывала дни до момента, когда Челси перестанет быть ее ответственностью. И пусть она с самого начала невзлюбила Дэвида, но почувствовала облегчение оттого, что дочь сбежала из дома, как и она сама когда-то.