Да, она говорила Челси, что не одобряет Дэвида, но никогда не объясняла почему. Не рассказывала, что видела миллион таких мужчин. Мамины «друзья» и клиенты из закусочной, они смотрели на женщину как на машину, которую можно купить, хлопнув по рукам, пользоваться ею, когда вздумается, обслуживать или не обслуживать надлежащим образом в зависимости от наличия времени и свободных денег. Можно хвастаться ею или прятать, разбить вдребезги и сказать, что это несчастный случай или божий промысел. Можно бросить ржаветь. Патрисия никогда не рассказывала дочери, что однажды Дэвид клеился к ней: он был тогда моложе и заливал, что они с Челси могли бы быть сестрами, что он едва способен отличить их друг от друга. Глаза у него блестели, а большой палец скользил по ее обнаженному плечу.

Самый ужасный грех, который она изо всех сил старалась похоронить и забыть, — одно-единственное воспоминание. Как-то раз Челси, недавно ставшая замужней женщиной, приехала к ней, робкая и сгорбившаяся, и осторожно заговорила на тему… как же она тогда выразилась?

«Ты знала кого-нибудь, кто превращался бы в другого человека, когда выпьет? Кто говорил бы ужасные вещи, а наутро не помнил об этом?»

Вот о чем спросила ее Челси, обхватив руками талию и невидящим взглядом уставившись в окно на птичью кормушку.

Патрисия готовилась к своей первой свадьбе, она была по уши в списке гостей и чувствовала, что этот вопрос может распахнуть ящик Пандоры, и вместо того, чтобы посмотреть дочери в глаза и сказать всю правду, она постучала ручкой по списку гостей и произнесла:

«Все делают глупости, когда выпьют. Включая тебя, я уверена».

Челси никогда больше не поднимала эту тему. Разговор продолжился, но ничего опасного они больше не обсуждали, и Патрисия смогла вернуться к списку гостей.

Тогда она не сожалела о том, что сказала.

Сейчас — да.

Ох, а о чем же там спрашивала Бруклин?

Ах да.

— А ты хочешь однажды отправиться в приключение?

Ей нравится, что Бруклин замирает и обдумывает вопрос, прежде чем ответить на него.

— Я хочу уехать, — медленно говорит девочка, но по мере того как она продолжает, скорость нарастает. — Хочу поехать на Гавайи. Хочу стать танцовщицей. Хочу быть доктором щенков. Хочу жить в «Мире Диснея». Хочу встретиться с Эльзой. Я скучаю по Олафу. Мама сказала, что он убежал, но я думаю, он может вернуться. Как думаешь, он вернется?

Даже накачавшись лекарствами, от которых разум мутится, Патрисия способна сложить два и два. Одна отчаявшаяся мать, страдающая от Ярости, плюс одна пропавшая собака, равно ноль процентов вероятности, что Олаф вернется.