Он ощупывал паническим взглядом толпу.

Позади ликующе взревела химера.

Третья пуля впилась в живот.

6.7

Ночная Летна казалась полотном пуантилиста, собранным из мельчайших точек людских голов. Филип не думал об опасности, он бежал по тропинке, окаймленной павшими сомнамбулами. Те, что стояли на ногах, были слишком заняты.

Он видел Корнея, поднимающегося по ступеням, и тварь, распростершуюся над импровизированной сценой. Не то обезьяну, не то птицу, не то свинью. Воздух гудел, вибрации отдавались в пятки. Рокот стоял над Прагой, будто сами звезды рычали.

Тварь запрокинула морду к небесам и щелкала уродливым клювом. Свет Луны был нестерпимо ярок, а свет, клубящийся вокруг Корнея, угасал с каждым выстрелом.

Филип стиснул топорище.

Фантасмагорическая тень накрыла пошатнувшегося Корнея.

«Держись, мальчик!»

Филип врезался в толпу, расталкивая собой оцепеневших сомнамбул. Стреляли отсюда, точно отсюда, из-под дерева. Треснул третий выстрел. Он пошел на звук. Различил синее пятно, выделяющееся среди пижамной массы. Капитанский китель. Радек Адамов.

Филип отшвырнул попавшегося на пути ракшаса.

– Эй ты!

Адамов начал поворачиваться. Ствол пистолета пополз вниз, а редкие брови – удивленно – вверх.

Даже это насекомое Филип не мог убить. Но обух топора вышиб пистолет из руки. Филип схватил администратора за лацканы и ударил лбом в центр изумленной физиономии. Хруст сминаемого носа был упоительной музыкой для души.

Адамов, булькая и заливаясь кровью, повалился на землю. Ракшасы напирали со всех сторон, их ноги топтали хныкающего Адамова. Кольцо лунатиков сужалось. Пути к отступлению были перекрыты. Пойманный в ловушку, Филип посмотрел на метроном.

Встретился взглядом с Корнеем. Или с тем, кого он называл Корнеем.

Ибо на лестнице стоял Солнечный Король, и яростная лава лилась из его глаз, языки пламени дрожали, вырываясь из отверстия в животе, из пальцев, изо рта.

Филип заслонился от обжигающего света.