— Да мы и не выли, — раздосадовано ответила левая голова.

— Пока блох не подцепили, — добавила средняя.

— Всякие наказания у Аида видели, но блохи — это за гранью добра и зла, — подвела итог правая.

— А ежели докучать насекомые не будут, тихо додежурите?

И, пока Цербера энергично кивала всеми тремя головами, Яга достала откуда-то из складок юбки мешочек с четырьмя вышитыми на нем буквами — «ДУСТ».

ПОСЛЕ

— Блохами животное маялось, от того и выло, — закончила свой рассказ Баба Яга. — Теперь к тебе вопрос, Кащеюшка: почему ты именно к Аиду попал после того, как тебя братец из окошка выкинул?

— Есть такая теория, что каждый попадает после смерти в то место, в которое верил. И, видимо, она рабочая. Потому что мне ближе всего античная мифология.

— Батюшки-святы! — прижала ладони к щекам Яга, — это ж надо подготовиться! Местечко покомфортнее себе придумать и поверить в него успеть.

— Придумай, — усмехнулся Кащей, поглаживая воткнутую в ворот камзола иголку. — А я, кажется, себе всё придумал уже.

— А нас после смерти просто не станет, — флегматично сообщил Горыныч. И пояснил, в ответ на удивленные взгляды: — атеисты мы.

— Ну, так-то оно, конечно, логично, — согласилась Яга. — Но мой тебе совет: определился бы ты, пока не поздно. Глядишь, с единорожками по радуге еще побегал бы, после смерти-то.

— Мне тяжело во что-то верить. Я помню ночное небо еще с двумя лунами, — пояснил свою позицию Горыныч и перевёл разговор в другое русло: — Трехголовая, говоришь?

— Ну а чего ж, одному тебе с тремя головами красоваться?

— Эх, надо было мне колодец выбирать, — мечтательно произнесли головы Горыныча хором.

— Я сначала тоже так подумала, но нет, — возразила Яга.

— Это почему?

— Нечего химер плодить! Извращенец чешуйчатый. Она — собака, ты — змей. А дети кто получатся? Змеебаки?

— Трехголовые змеебаки, — уточнил Кащей. — Я до сих пор не понимаю, как ты в нору под дубом проскользнул. С колодцем бы так не прокатило. Яга, вон, и то еле пролезла.

— По правде говоря, если б не пирожки, то дело двигалось бы гораздо быстрее, — призналась бабка.