— Правильно, уважаемый. Совершенно правильно. Я согласна. Стоимость двух ослов я вам выплачу вперед, это уж как полагается… Прошу вас… не будем говорить об этом… Между деловыми людьми иначе и быть не может…

Гайначка смущенно молчит, поднимая лишь руки в знак протеста, как бы желая этим показать абсолютное доверие, которое он, настоящий джентльмен, питает к Леимлине — настоящей леди.

— Кроме того, я выплачиваю вам пятнадцать процентов с ежедневных заработков… — продолжает Леимлине.

— Восемнадцать процентов! — очень вежливо поправляет ее Гайначка.

— Вы все-таки стоите на своем? Какой же вы упрямец, господин Гайначка! Восемнадцать процентов! Не кажется ли вам, что это в самом деле многовато?

— Но мы ведь только что установили этот процент по взаимной договоренности, — опять очень вежливо отмечает Гайначка.

— Ну тогда семнадцать! Хорошо?

Гайначка великодушно соглашается:

— Разве можно в чем-нибудь отказать такой красивой женщине?

— Итак, семнадцать процентов за осликов, за тележку, за бесперебойное снабжение фуражом и, конечно, за гениальную идею… Это вполне естественно. За гениальную идею никаких денег не жалко.

Леимлине улыбается, Гайначка тоже улыбается, и его улыбка тут же находит отражение на лице его супруги. С собачьей преданностью смотрит она на мужа и на пятьсот семьдесят четыре форинта, которые Леимлине отсчитывает в качестве аванса за двух осликов, тележку и гениальную идею.

Этот аванс ясно говорит нам о том, что душа Леимлине попала в плен капиталистических наваждений, стремясь осуществить представившуюся ей «великую возможность», что ее снова пьянили частнопредпринимательские страсти, совсем было утихшие и задремавшие в очаровательной груди, эффектно обтянутой модной вязаной кофточкой. Последнее время она почти что перестала презрительно усмехаться, когда первого числа каждого месяца муж выкладывал на стол свой месячный оклад (извольте-ка прожить на такую мизерную сумму!). Но если дьявол и дремлет иногда, то лишь для того, чтобы снова проснуться — на то он и дьявол! Этот дьявол, проснувшийся в Леимлине, когда она встретилась с Боронкой и его двумя осликами, не оставлял ее ни на минуту в покое. Она видела во сне, как два ослика, напрягаясь, плетутся по извилистой тропинке все выше и выше, а из отверстия между их серыми, худыми ногами на дорогу сыплются золотые монеты. Кип-коп… кип-коп… И Леимлине в роскошном вечернем платье — она всегда видела себя во сне в вечернем туалете — идет за ними по заснеженной дорожке и веником с золотой рукояткой собирает в кучки эти золотые кругляши. Если в человека вселится демон капиталистического предпринимательства, то ему начинают сниться подобные сны…