– И очень красивая, – художник подмигнул понимающе. – Вы по виду – из тех, кто разбирается в красавицах. И в дурнушках тоже.
Он взял со стола большой лист бумаги. Там несколькими незамысловатыми карандашными штрихами изображена была рука, сжимающая сломанную шпагу. Пикассо посмотрел рисунок на свет с обратной стороны и снова положил на стол. Потом, оглядев Фалько, взял его за подбородок и резко развернул ему голову вправо:
– Замрите!
Еще мгновение очень внимательно, будто впиваясь глазами, проникающими до самого нутра, всматривался. Выхватил из облупленного кувшинчика карандаш и принялся покрывать неистовыми штрихами чистое место на листе – сначала медленно, а потом все быстрее. Слышны были только его дыхание и шорох грифеля. Окончив рисунок, поставил внизу дату и подпись и протянул лист Фалько. Линии пересекались в разных направлениях, складываясь в почти правильный геометрический узор. «Но, – подумал Фалько, – пусть с меня заживо сдерут кожу, если это не мое лицо. Если на нем я не вижу все, что знаю о себе, и еще кое-что такое, чего не знаю».
– Держите свой портрет, сеньор Гасан, – сказал Пикассо. – Бесплатно. За счет заведения.
Ему предстояло зайти в банк Моргана на площади Вандом и перевести последний транш для Баярда. Было пасмурно, но по-прежнему тепло. Времени оставалось еще много, и Фалько, оставив портрет в отеле, решил с плащом на руке пересечь Сену через Пон-дез-Ар.
На левом берегу было, как всегда, людно – многочисленные туристы и зеваки прогуливались мимо лотков с книгами. При входе на мост Фалько принял всегдашние меры предосторожности – остановился и слегка похлопал по шляпе, сбивая с фетра невидимые пылинки, а под этим предлогом оглянулся и
Всего лишь на миг, вернее, на пять секунд Фалько отвлекся на рев сирены с баржи, шедшей вниз по течению. И это была его единственная ошибка.
Он не увидел нападавших и не понял, как они сумели подобраться так близко, оставшись незамеченными. Да, конечно, эти профессионалы в совершенстве владели своим ремеслом, что, впрочем, не имело значения – они были уже почти рядом.
«По мою душу», – сообразил он.
А сообразил потому, что, оторвав наконец взгляд от баржи и ругая себя за ротозейство, обернулся и увидел две быстро нагонявшие его фигуры. Успел лишь различить две шляпы, коричневый плащ с капюшоном, измятый костюм более светлого оттенка. И две угрюмые решительные физиономии. Поняв, что их заметили, Плащ отделился от своего спутника и по дуге стремительно зашел к Фалько слева, отрезая ему путь, меж тем как по деревянному настилу все громче топали подошвы второго. Под распахнутым плащом блеснуло на миг лезвие ножа.