Но человек-обезьяна хорошо понимал, что на него сейчас в любой момент может напасть один из оставшихся самцов, который почувствует себя достаточно сильным, чтобы занять место вождя.

Пожив среди обезьян, Тарзан знал, что в их среде не принято, чтобы племенем вдруг начал верховодить чужак, который, убив прежнего владыку, принял бы власть и забрал себе жен поверженного монарха.

С другой стороны, если он не присоединится к стоящим перед ним обезьянам, они медленно от него отойдут, чтобы затем начать драться за верховенство над стаей. Тарзан был уверен, что все равно сможет стать их царем, если захочет, но стоило ли ему взваливать на себя связанные с этим обязанности, порой довольно докучливые, не дающие каких-то особых преимуществ.

Один из самцов помоложе, огромный зверь с прекрасными мускулами, медленно продвигался к Тарзану с самым угрожающим видом. Из-за оскаленных боевых клыков доносился глухой зловещий рык.

Тарзан следил за каждым его шагом, оставаясь неподвижным, как статуя. Отступи он назад хоть на дюйм, его соперник немедленно пошел бы в атаку. Бросок навстречу мог привести к такому же результату. Готовящийся к драке задира вполне мог ее начать – тут все зависело от степени храбрости молодого самца.

Так что лучше всего было стоять не шевелясь и ждать. В этом случае самец должен был, согласно обычаю, подойти как можно ближе к объекту своего внимания, ужасающе рыча и обнажая клыки, с которых капает слюна, и начать кружить вокруг врага. В итоге он поступил именно так, как Тарзан и предполагал.

Это могла быть либо уловка потенциального вожака стаи, либо простая неуверенность обезьяны, которая еще не приняла окончательного решения. Поэтому любой жест мог привести к тому, что волосатая тварь в тот же миг бросилась бы на человека, разрывая и кромсая его тело.

Пока этот дикарь описывал вокруг него петли, Тарзан медленно поворачивался лицом к противнику, не отрывая от него взгляда. Он оценил его как молодого самца, который никогда не считал, что ему по силам свергнуть прежнего короля, однако когда-нибудь он бы непременно это сделал. Тарзан видел, что для примата этот зверь великолепно сложен и имел бы рост не меньше семи футов, распрямись он и встань прямо на своих коротких кривых ногах. Но и в таком положении его огромные волосатые лапы доходили бы до самой земли. Его готовые к схватке клыки, длинные и острые, Тарзан теперь видел прямо перед собой. Он заметил у самца и остальных представителей его племени несколько небольших отличий от тех обезьян, среди которых он сам провел детство.