— Вижу, что дошел. До ручки. Ну что ты будешь с ней делать!

— Дед, — сказал Гаврик, когда он прошлепал, оставляя следы, босиком в коридор за тазиком, — царь был Дадон, а не Долдон.

— Нехай. Не велика разница, да и то, может, опечатка. Но хоть так, хоть этак, а боле она меня Долдоном обзывать не станет. Вот увидишь. И как это я сразу не допетрил об этом факте истории, а ты не подсказал. Но теперь-то помалкивай — не выдавай, мы с тобой считаемся единомышленниками, учти это.

— Тсс, идет.

Дед, наливая в таз воды из чайника, сменил тон, сообщая:

— Гаврик, а лю-ю-юбить!

— Кто кого?

— Она меня, — показал он на бабушку и засмеялся. — Поэтому и ругается. Не доверяйся словам женщин, никогда, внук.

— Прямо уж, — ответила бабушка и подала деду чистые белые носки.

— Ну, что я говорил! — сказал дед, торжествующе.

И точно, никогда она больше не называла его Долдоном: велика честь — посчитала. Дед попервости заскучал даже: то ли дело было: дол-дон, дол-дон. Что ни говори, а звучало.

Девятнадцатого марта прилетели скворцы — на два дня раньше прошлогоднего. «Явились послы неба», — записал он на столбике в коридоре, где уже были записи, когда отелилась корова, когда занеслись куры, когда приходил налоговый инспектор, а за ним следом — страховщик.

— Ты что тут накуролесил? — спросила она его, как бы принюхиваясь к буквам, которые он вывел аккуратным почерком и ярко. — Зачем ты без дела столб исчеркал?

— Со следующим годом прилет сравню.

— Доживи-ка хотя бы до завтра, не загадывая, — вздохнула жена и ушла доить Февральку.

— А тебя только и интересует, что яйца считать. Поболе бы нос свой курносый везде сувала, — проворчал он вслед, но про себя поддакнул верному замечанию.

В тот же день он решил проверить внука на самостоятельность. Должен же быть какой-то смысл в том, что тот живет рядом с дедом, кроме укрепления здоровья.

Бабка в это время отправилась вместе с другими женщинами в чей-то дом — выбирать пастуха для стада. До сего времени этим считавшимся в деревне сугубо мужским делом занимался Джон, но он устал и решил хоть годок пожить для себя. Кого выбирать — они не знали, а значит, просидят до ночи, раздумывая обо всех выгодах и невыгодах той или иной кандидатуры. На этих выборах, как ни странно, учитывалась даже внешность.

Гаврик играл во дворе, выгоняя щепкой из лужи воду: вода набиралась вновь, и Гаврик соображал — откуда: ведь дырки в земле под нею не было. Да при этом он был в своем противногазе, — только так дед называл теперь его игрушку.