В самом нутре вездехода было совсем мрачно, свет едва просачивался из дальних проемов кабины. Но когда он, все сделав, перешел обратно в переднюю часть машины, удивленно заметил, что и здесь неожиданно быстро стемнело. Глянул вперед и обомлел. Все изменилось, поблекло. Солнце пропало, и снег покрыла тяжелая серая мгла, размывая дальние очертания гор. Спустя время после короткой остановки, они уже не казались такими покатыми, низкими. Это были те же вечные сопки, как и на побережье, словно со срезанными, раздутыми ветрами вершинами. Вездеход, оказывается, незаметно спускался вниз, и теперь горы выросли перед ним угрюмой стеной.

А широкая долина у их подножий вдруг словно всколыхнулась от мощного толчка, ожила, взбивая снежную пыль, которую тут же растянул длинными лохмами откуда-то упавший ветер. Скоро серые вихри стали подниматься выше, выше, ударили по стеклу, брезенту. «ГТТ», казалось, стоял на месте, окруженный потоками этой быстрой лавины. Через считанные минуты впереди взметнулся настоящий столб из снега и совсем накрыл кабину. За шаг вперед невозможно было различить хоть что-либо. Еще на мгновенье показалась горбатая вершина сопки, еще промелькнуло рваным лоскутом безучастное озябшее небо, и тут же новый заряд резанул прямо в лобовое стекло. И теперь дрожь корпуса от мотора слилась с дрожью от напора ветра. Даже когда вспыхнули фары и прожектор, нельзя было понять, где граница между землей и этим клокочущим снеговоротом, который теперь ярко светился блестящей мишурой. Лучи пучком вонзались в него, но через десяток метров беспомощно рассеивались, растворялись в хаотичной кутерьме. Иногда казалось, еще чуть, еще немного, и они погаснут навсегда, сбитые этой дикой пляской.

А вездеход все урчал, медленно пробирался вперед, и как изваяние застыл Семен Дижа, прижавшись лбом к стеклу. Давно в кабине повисло гнетущее молчание. Игорь втиснулся в сиденье, вцепившись рукой в неудобную железную рейку рядом с собой. Перед ним на фоне месива снега маячили силуэты двух вездеходчиков, такие ненадежные, зыбкие, будто и их могла вот-вот захватить, смять эта наглая пурга…

И вдруг ему почудилось, что в душу медленно, но настырно закрадывается предчувствие какой-то опасности, которая должна нагрянуть совсем скоро, сейчас, среди взбесившейся тундры. Липкий страх захлестнул его, парализовал все тело, даже дышать стало тяжело. До слез захотелось почувствовать под ногами твердую землю, а не это холодное вибрирующее железо. Пронеслось воспоминание о страшно далекой отсюда, жарко натопленной комнатухе, таком простом, но верном общежитском уюте.