Библиофилам, как мы сказали, тогда тоже было раздолье. За несколько су они выбирали из целого вороха книг, нагроможденных на Пон-Нефе, – самые драгоценные. Изящные издания в богатейших переплетах с гербами прежних владельцев продавались почти на вес, а между тем многие из этих книг стали редкостью, потому что Республика чрезвычайно оригинально распорядилась имуществом ограбленных библиотек и обратила книги и рукописи в пушечные заряды.

Когда Кожоль протискивался сквозь толпу, запрудившую мост, один глашатай ревел испуганному собранию: «Прочтите рассказ о новом ужасном злодеянии Точильщика и его товарищей. В позапрошлую ночь они замучили в фермера из Гонесса, чтоб вырвать у него деньги».

– А, ну! Когда же повесят этого разбойника! – кричала взбешенная толпа, покупая листки.

«Вот люди, которые растерзали бы меня на части, если бы знали, что вчера Точильщик был в моих руках, и я отпустил его!» – подумал Пьер.

Достигнув конца моста, молодой человек свернул налево, дошел до Пале-Эгалите и выбрался наконец на улицу Ла Луа (Ришелье).

– Вот мысль! – вдруг сказал он. – Раз уж здесь по соседству мое прежнее жилище, не завернуть ли мне к старому знакомому?..

Через пять минут он явился на пороге гостиницы «Страус». Хозяин, Жаваль, затрепетал от ужаса, увидав его. «Ах! Опять начнется история! Опять этот шпион! Да что же я, наконец, сделал Директории, что она так преследует меня?» – думал трактирщик с тоскливым недоумением.

– Узнаешь меня, Страус, друг мой? – спросил граф.

Несчастный трус пытался скрыть свой испуг под личиной лукавства. Он пристально поглядел на него, как будто роясь в памяти.

– Подождите-ка, – сказал он, – да… ваше лицо мне незнакомо, но я…

Не окончив фразы, Жаваль вдруг высоко подпрыгнул. Он получил мощнейший пинок, точно такой же, каким его жилец когда-то, в первые дни знакомства, угостил нижнюю часть его поясницы.

– Вот тебе, Страус!.. Это освежит твою память, я уверен, – прибавил Пьер.

– Ах, да! Теперь я вас признаю, вы мой любимый жилец, гражданин Ивон Бералек, – поспешил ответить содержатель гостиницы, складывая дрожащие губы в любезную улыбку и потирая ушибленное место.

Читатель помнит, что Кожоль для Жаваля был Ивоном Бералеком. «Если когда-нибудь представится мне случай воздать тебе за эти два удара, то уж я тебя проучу, гнусный шпион!» – думал трепещущий добряк, изо всех сил улыбаясь.

– Дорогой Страус, с радостью вижу в тебе эту сердечную память, в которой всем твоим друзьям отыщется уголок.

– Да, не правда ли? В первую минуту нежданной встречи волнение несколько смутило мой рассудок, но вам не надо было два раза повторять, чтоб напомнить о своем имени, которого, впрочем, я и не мог забыть, потому что кое-кто взял на себя труд напоминать мне о нем.