Реванш.

Раиса Поликарповна Зимнякова брала реванш – у жизни, точнее – у своей жестокосердной судьбы. Редкий человек не хочет – хотя бы в мыслях – отплатить обидчику. Жизнь Зимнякову не обидела – она её изувечила, она её сломала. Но не всё сломанное засыхает, бывает – и срастается, порой принимая затейливые, причудливые, а нередко и безобразные формы.

Зимнякова – из тех, кто сросся.

Срослась она не из любви к жизни, срослась назло. Отсюда и форма…

18 руб. 20 коп. На торгу

18 руб. 20 коп. На торгу

… Тогда, в сорок шестом, вышло-таки по-Зинкиному: ушла Рая с завода и поступила учеником продавца в продмаг, тот самый, где работала её нечаянная подруга. Она-то, кстати, и составила ей протекцию.

Так Зимнякова оказалась в торговле. Какого-то дальнего прицела у неё тогда не имелось – она пришла работать, просто работать. Почему именно в торговлю? Потому, во-первых, что туда звала Зинка, а во-вторых, на заводе она оставаться уже не могла – надоело. Вернее, даже не надоело – надоесть может только то, что когда-то нравилось или, по меньшей мере, терпелось, – просто однажды проснулась она среди ночи, проснулась как очнулась – не от сна, не от нескольких часов неспокойного забытья, а от чего-то огромного, беспамятно долгого, мучительного и страшного.

И вот она очнулась.

В комнате тёмно и тихо, лишь оконное стекло цедило сквозь себя звуки дождя и ветра.

Посреди комнаты – стулья. На них разбросаны сырые платки. У еле живой батареи водяного отопления громоздились сырые сапоги.

От дождя за окном, от промозглой сутеми комнаты Рае стало не по себе. Мрак, холод, сырь могилы. Рая сжалась: где она? Почему она здесь? Могила… Слово-то какое… мирное… Там, на войне, могила – роскошь. Яма – да. Огонь – да. Волки – да. А могила… ритуал смерти опростили до предела – людей не погребали, их просто прятали в землю. Чтоб не воняли. Но при чём здесь могила? Она ведь ещё жива! Жива!!

Нет.

Слово, которое так часто кричалось в Рае там, вошло в неё снова – она опять хотела жить.

Нет!

На завод, к лопате ?

Нет!!

А наутро, между умыванием и завтраком, Зинка умудрилась поспеть с новыми уговорами – она не могла смотреть, как Рая влезала в так и не просохшую до конца за ночь рабочую одежду.

Днём, в обеденный перерыв, Рая отнесла заявление об уходе с завода.

Вечером Зинка радостно обчмокивала её обветренное, чуточку растерянное от перемен лицо.