Однажды вечером он нашел в почтовом ящике открытку. Его вызывали в милицию.

Он пришел в милицию на следующее утро. Перед ним выложили несколько фотографий и спросили, не узнает ли он здесь своего отца. На первом снимке, скрючившись, лежал одноногий человек в каком-то тряпье. Лица не видно, только затылок и клок бороды, торчащий из-за шеи. На другом – крупным планом лицо – черное, распухшее, в трупных пятнах. Затем, отдельно, руки, детали одежды, старый деревянный протез.

– Не узнаю, – проговорил Степан. – Нет! Кажется, он… Он! Протез точно его.

Из милиции он вернулся домой, где его уже поджидал

Аронов. Степан поздоровался и молча стал собираться в дорогу.

– Ты куда? – удивился хранитель. Труп инвалида был найден в Иркутске, в каком-то подвале пристанционных домов.

– Кажется, нашелся отец… – проронил Степан.

– Живой?

– Мне показали снимки… Я не уверен… На снимках – мертвый…

– Ну, с богом, – пожелал Аронов.

К концу вторых суток Гудошников – младший вышел на станции в Иркутске и отправился искать городской морг. Уже на его пороге он вдруг остановился, ощутив приступ неведомого раньше страха. Сколько раз он бывал в моргах, анатомических музеях и секционных залах, но ничего подобного не чувствовал. Все казалось само собой: занятия в «анатомке», трупы, мышечные ткани, кишечник, органы кровообращения…

«Не бойтесь запаха и не обращайте на него внимания, – вспомнил он наставление профессора. – Это всего лишь химическое вещество. Запах-это химическое вещество…»

Где-то здесь, за дверью, возможно, лежит его отец и тоже для кого-то не более чем материал для изучения, химическое вещество…

Его окликнули, дернули за рукав, спросили, что нужно.

– Отца ищу, – промолвил он, не видя, с кем разговаривает. – Инвалид, без ноги…

Женщина в черном халате, надетом поверх фуфайки, провела его в ледник, молча указала на трупы, лежащие под серой, смерзшейся тряпкой. Степан, сдерживая дрожь в руках, снял ее и нагнулся над телами. Свет в леднике был слабый, лиц не рассмотреть…

– Можно ведь лампочку посильнее ввернуть! – внезапно раздражаясь, крикнул он. – Ничего не видать!

– Запрещено, – виновато сказала женщина. – Большая лампа тепло дает, куржак от нее делается. Вы не знаете, так не кричите.

Инвалид лежал в середине. Замерзший ком бороды торчал вверх, глаза чуть прикрыты, на щеках – примерзшие опилки…

– Кто там смотрит? – спросил за спиной хриплый женский голос, шаркнула о бетон лопата.