– Господин Жильбер, – осведомился фермер, – почему король не надел кокарду национальных цветов?

– А потому, мой славный Бийо, что король или не знает, что существует новая кокарда, или полагает, что его кокарда и есть национальная.

– А вот и нет, ведь его кокарда белая, а наша – трехцветная.

– Погодите-ка, – остановил Жильбер фермера, когда тот уже был готов очертя голову пуститься повторять газетные фразы. – Королевская кокарда белая – так же как французские флаги. Вины короля в этом нет. Кокарда и знамя были белыми задолго до того, как он появился на свет, и к тому же, мой дорогой Бийо, белая кокарда и белые флаги уже давно проявили себя. Белая кокарда украшала шляпу командора Сюфрена, когда он водружал наше знамя в Индии. Белая кокарда была на шляпе у Ассаса[169], по ней его узнали немцы в ту ночь, когда он пожертвовал своей жизнью, чтобы не позволить захватить своих солдат врасплох. Белая кокарда была на шляпе и у маршала Саксонского, когда он разбил англичан при Фонтенуа. Была она и на шляпе господина де Конде[170], когда он громил имперцев при Рокруа, Фрейбурге и Лансе[171]. Вот что такое белая кокарда, и это далеко не все, мой славный Бийо, тогда как национальная кокарда, которая, возможно, и обойдет весь мир, как предсказывает Лафайет, еще ничего не успела совершить, потому что ей всего три дня от роду. Я не говорю, что она будет пребывать в праздности, но поймите: поскольку пока она никак себя не зарекомендовала, король вправе подождать, пока она что-либо сделает.

– Как это национальная кокарда ничего не сделала? – возмутился Бийо. – А кто же тогда взял Бастилию?

– Да, тут вы правы, – печально признал Жильбер.

– Вот потому, – с триумфом заключил фермер, – король и должен ее носить.

Заметив, что король прислушивается к их разговору, Жильбер толкнул Бийо локтем, после чего тихо проговорил:

– Вы с ума сошли! Против чего, по-вашему, было направлено взятие Бастилии? Против королевской власти, я полагаю. А вы хотите, чтобы король носил символ вашей победы и собственного поражения. Вы только подумайте, безумец: король так милостив, добр, чистосердечен, а вы хотите, чтобы он кривил душой!

– Но ведь взятие Бастилии было направлено не против короля, – несколько более робко, но все еще не сдаваясь, возразил Бийо, – а против деспотизма.

Жильбер пожал плечами, однако сделал это с чуткостью сильного человека, который не желает попирать ногами более слабого из боязни его раздавить.

– Нет, – воодушевляясь, продолжал Бийо, – мы сражались не против нашего доброго короля, а против его приспешников.