Одновременно вокруг королевской кареты послышались испуганные возгласы: какой-то женщине пуля угодила под правую лопатку, и бедняжка рухнула как подкошенная.
Но та же самая пуля мигом раньше попала в одну из пуговиц Жильберова кафтана – массивную, сделанную по моде того времени из вороненого железа и граненую.
Пуля отскочила от защитившей Жильбера пуговицы, потому-то он и ощутил удар и боль в груди.
Кроме того, она вырвала клочок из его жабо и черного жилета.
Отскочив от пуговицы Жильбера, пуля наповал сразила несчастную женщину; умирающую, истекавшую кровью, ее поспешно отнесли в сторону.
Король слышал выстрел, но ничего не заметил.
Улыбнувшись, он наклонился к Жильберу и сказал:
– Там в мою честь жгут порох.
– Да, ваше величество, – отозвался Жильбер.
Он не стал говорить королю, что думает относительно такого приветствия.
Но про себя он признал, что причины для опасений у королевы были: не заслони он собою всю дверцу кареты, отскочившая от его пуговицы пуля угодила бы прямиком в короля.
Но чья же рука столь умело направила этот выстрел?
Тогда этого никто не пожелал выяснять, а теперь этого и подавно никто не узнает…
Побледневший Бийо не отрываясь смотрел на разорванные жабо и жилет Жильбера, заставляя Питу с удвоенной силой кричать: «Да здравствует отец французов!»
Впрочем, происходившее вокруг было столь грандиозно, что вскоре все позабыли об этом эпизоде.
В конце концов Людовик XVI подъехал к ратуше – после того как на Новом мосту прогремел в его честь салют из пушек, по счастью, не заряженных ядрами.
На фасаде ратуши виднелась надпись, составленная из толстых черных букв, которые должны были быть зажжены с приближением ночи. Надпись эта являлась плодом выдумки муниципалитета.
Она гласила:
«Людовику XVI, отцу французов и королю свободного народа».