– Стало быть, и большинство тоже потеряет к ней вкус.
– И что дальше?
– В один прекрасный день вы протянете руку солдатам господина Брауншвейга[182] или господина Питта, которые именем этих освободителей Франции придут, чтобы вернуть вам ваши священные устои.
– Никогда!
– Да ну? Подождите.
– Но ведь Флессель, Бертье и Фулон были, в сущности, негодяями, – осмелился возразить Питу.
– Проклятие! Точно такими же, как господин де Сартин[183] и господин де Морепа, как господин д’Аржансон и господин Филиппе были до них, как господин Лоу, как господин Дюверне, как всякие там Лебланы и Парисы, как Фуке и Мазарини, как Самблансе, как Ангеррам де Мариньи, как господин де Бриен для господина де Калонна, как господин де Калонн для господина Неккера, и как господин Неккер станет негодяем для нашего правительства годика через два.
– Что вы, доктор! – возмутился Бийо. – Господин Неккер – негодяй? Никогда в жизни!
– И вы, мой любезный Бийо, станете негодяем для нашего юного Питу в случае, если агент господина Питта научит его известным теорийкам с помощью стаканчика водки и десяти франков за каждый день бунта. Понимаете, дорогой Бийо, словечком «негодяй» во время революции называют всех, кто думает иначе, чем ты, и в той или иной степени ругать им будут всех нас. Кое-кого будут называть этим словом так долго, что соотечественники выбьют его на могильной плите, других еще дольше, и они будут известны потомству именно как негодяи. Вот, милый Бийо, что я вижу, а вы не видите. Бийо, Бийо, честные люди не должны уходить в кусты.
– Почему это? – возразил Бийо. – Если честные люди уйдут в кусты, революция все равно пойдет своим путем, потому что ее уже выпустили на свободу.
На губах Жильбера вновь заиграла улыбка.
– Взрослое дитя! – воскликнул он. – Это все равно что выпустить из рук плуг, распрячь лошадь и сказать: «Ладно, я плугу не нужен, он сам сделает борозду». Друг мой, кто сделал нашу революцию? Честные люди, не так ли?
– Франция может ими гордиться; мне кажется, что Лафайет – честный человек, Байи – честный человек, Неккер – честный человек, мне кажется, что господа Эли, Юлен и Майар, сражавшиеся вместе со мною, – тоже честные люди. Мне кажется, что и вы…
– Послушайте, Бийо! Если все честные люди – вы, я, Майар, Юлен, Эли, Неккер, Лафайет уйдут в сторону, то кто же будет дело делать? Мерзавцы, убийцы и негодяи, которых я вам указал, агенты господина Питта?
– Ну-ка, что вы на это скажете, папаша Бийо? – осведомился убежденный Питу.
– Ну что ж, – отозвался Бийо, – тогда придется вооружиться и перестрелять их всех как собак.