Возможность свержения короля, о которой говорил народ, его удивила, вернее, даже озадачила.

– Вот как! – вскричал он. – Значит, вы собираетесь объявить королю войну и заставить его отречься от нас?

– Генерал, – отозвался оратор, – мы любим и чтим своего короля и будем очень огорчены, если он нас покинет, потому что мы и в самом деле его очень любим. Но на худой конец у нас остается дофин.

– Господа, господа, – проговорил Лафайет, – берегитесь, что вы делаете? Вы же посягаете на корону, а мой долг – ее охранять.

– Генерал, – с поклоном отвечал национальный гвардеец, – мы готовы отдать за вас кровь до последней капли. Однако народ страдает, источник зла находится в Версале, поэтому нужно привезти короля в Париж – так хочет народ.

Лафайет понял, что расхлебывать кашу придется ему самому. В таких случаях он никогда не шел на попятный.

Он вышел на середину площади и собрался было обратиться к народу, но крики «На Версаль! На Версаль!» заглушили его слова.

Внезапно со стороны улицы Ваннери послышался мощный гул. Это приехал в ратушу Байи.

Завидя Байи, вся площадь закричала:

– Хлеба! Хлеба! На Версаль! На Версаль!

Лафайет совсем затерялся в толпе, он чувствовал, что людское море волнуется все яростнее и вот-вот поглотит его.

Он принялся рассекать толпу, пытаясь добраться до лошади, словно потерпевший кораблекрушение, который рассекает волны в попытке доплыть до скал.

Это ему удалось. Он вскочил в седло и направил лошадь к крыльцу, но путь к ратуше был закрыт: перед ним стояла стена людей.

– Черт побери, генерал! – раздавались крики. – Вы останетесь с нами.

В то же время вопли «На Версаль!» не стихали.

Лафайет колебался. Конечно, отправившись в Версаль, он может оказаться весьма полезен королю, но сумеет ли он овладеть этой толпой, которая желает, чтобы он ехал вместе с нею? Усмирит ли он эти волны, заставившие его потерять почву под ногами, волны, с которыми он борется, чтобы спастись самому?

Внезапно с крыльца сбежал какой-то человек с письмом и принялся так ловко орудовать в толпе руками, ногами и в особенности локтями, что вскоре уже стоял рядом с Лафайетом.

Это был неутомимый Бийо.

– Держите, генерал, – сказал он. – Это вам от «трехсот».

Так прозвали в Париже выборщиков.