Самое удивительное заключалось не в снаряжении, как бы позаимствованном из реквизита киностудии, снимавшей фильм на античные темы, а в цвете кожи этих легионеров. Это были не совсем белые люди. В их жилах явно текла большая доза негритянской крови, вызолотившая их тела до цвета темной бронзы. Но черты лиц были по-европейски правильными и тонкими.

Солдаты не проявляли особого интереса к пленникам, даже на фон Харбена смотрели довольно равнодушно. Габула их уж и совсем не интересовал. А в целом прибытие водной флотилии вызвало у гарнизона лишь досаду. Недовольные гримасы фон Харбен заметил на многих лицах.

Унтер-офицер расспрашивал вождя о деревенском житье-бытье, но таким тоном, что было понятно — он снисходит, проявляя внимание к жителю болотных низин. От фон Харбена не укрылось и то, что раз лишь одной пироге было позволено подойти к берегу, а все другие так и остались посредине реки, значит, в иные времена между темнокожими, явно цивилизованными обитателями поселения за частоколом и чернокожими жителями тростниковых хижин отношения не всегда складывались наилучшим образом.

За частоколом угадывались и другие строения. Их крыши виднелись на фоне отвесных скал, образовывающих противоположную сторону каньона.

Немного погодя из той же дверцы сторожевой башенки вышли двое и направились к тому месту, куда причалила пирога с пленными. Один из вновь прибывших явно был офицером в довольно высоком звании. Сопровождал его простой солдат, скорее всего — ординарец.  ^

Фон Харбен, уже уставший удивляться, в очередной раз подумал, что лимит чудес, видимо, далеко еще не исчерпан.

Офицер принадлежал к белой расе.

— Что здесь происходит, Руфинус? — обратился белый офицер к унтеру.— Кто такие? — он указал на пленников в лодке.

— Вождь варваров с западных берегов. Он и его воины захватили этих двоих в Нумее Флумен. Они привезли пленного нам, а в награду хотят, чтобы им позволили войти в город и увидеть императора.

— Сколько всего варваров?

— Около шестидесяти.

— Варвары могут войти в город,— разрешил офицер.— Но оружие они должны оставить в своих пирогах и находиться в городской черте лишь до темноты. Отправь с ними двоих человек, Руфинус. Я не пойду в город, мне незачем видеть Валидуса Августа.

— Могли бы и сами подойти к дворцу, в крайнем случае спросить у префекта, — с досадой крякнул Руфинус.

Офицер поморщился, явно сочувствуя хлопотам унтера.

— Высадить пленных на землю! — приказал офицер чернокожим воинам. Те повиновались. Когда Габула и фон Харбен ступили на берег, офицер оглядел их с ног до головы, и на лице его отразилась растерянность.